Айзек Азимов - Миры Айзека Азимова

Это был скорее ответ на ту картину, которую он нарисовал в своем воображении, чем на то, что говорил Норрис.

— Да кто нас примет? — с горькой усмешкой откликнулся Норрис.

— Любая необитаемая планета.

Норрис поднялся, похлопал Бейли по плечу.

— Лайдж, ешь своего цыпленка и поправляйся. Должно быть, ты все-таки принимал наркотики, — сказал он и ушел посмеиваясь.

Бейли посмотрел ему вслед, и лицо его искривилось невеселой гримасой: Норрис раструбит новость повсюду, и пройдут недели, прежде чем хохмачи их отдела (а они были в каждом офисе) оставят его в покое. Хорошо хоть, что Норрис отвлекся от своей излюбленной темы, и ему не пришлось говорить о молодом Винсе, о роботах и о деклассификации.

Он вздохнул и воткнул вилку в уже остывшего жесткого цыпленка…

Дождавшись, когда Бейли расправился с последним куском кекса, Р. Дэниел поднялся из-за своего стола, выделенного ему еще утром, и подошел к своему партнеру.

Бейли с тревогой посмотрел на робота: «Ну, что?»

— Комиссара нет, и неизвестно, когда он появится. Я сказал Р. Сэмми, что мы собираемся воспользоваться кабинетом комиссара и что, кроме комиссара, он никого не должен туда впускать.

— Зачем нам кабинет комиссара?

— Там нас никто не услышит. Вы ведь не станете отрицать, что нам нужно обдумать следующий шаг. Полагаю, вы не собираетесь прекратить расследование?

Именно этого Бейли желал больше всего на свете, но сказать об этом прямо, естественно, не мог. Он встал и направился в кабинет Эндерби.

Как только они вошли, Бейли сказал:

— Ну, Дэниел, что вы хотели сказать?

— Коллега Элайдж, со вчерашнего вечера вы сам не свой. В вашем психоизлучении произошли определенные изменения.

В голове Бейли мелькнула ужасная мысль.

— Вы телепат? — воскликнул он.

В более спокойном состоянии он не воспринял бы такую возможность всерьез.

— Нет. Конечно, нет, — ответил Р. Дэниел.

Паника, охватившая Бейли, немного улеглась.

— Тогда что вы, черт возьми, подразумеваете, говоря о моем психоизлучении?

— Это лишь выражение. Я использую его, чтобы описать то чувство, которое вы от меня скрываете.

— Какое чувство?

— Это трудно объяснить, Элайдж. Вы, вероятно, помните, что первоначально меня создавали для того, чтобы помочь нашим людям в Космотауне изучить человеческую психологию.

— Да, знаю. Вас приспособили к сыскной работе, просто-напросто снабдив цепью стремления к справедливости. — В голосе Бейли звучал явный сарказм. Он и не пытался его скрыть.

— Совершенно верно, Элайдж. Но мой первоначальный замысел остается, по сути, неизменным. Меня строили для цереброанализа.

— Для анализа биотоков мозга?

— Вот именно. Этот анализ можно проводить на расстоянии, без электродных контактов, если существует соответствующий приемник. Мой мозг является таким приемником. Разве этот метод не применяется на Земле?

О подобных методах Бейли ничего не знал. Он проигнорировал вопрос и осторожно спросил:

— Что вы узнаете при анализе биотоков мозга?

— Не мысли, Элайдж. Я получаю некоторое представление о душевном состоянии человека и прежде всего о его темпераменте, подсознательных мотивах и взглядах. Например, именно я сумел установить, что комиссар Эндерби не был способен прикончить человека при сложившихся во время убийства обстоятельствах.

— И его исключили из подозреваемых на основании ваших выводов?

— Да. Они вполне могли положиться на меня. В этом отношении я очень точная машина.

Еще одна мысль поразила Бейли.

— Погодите! Так комиссар Эндерби не знал, что его подвергают цереброанализу?

— Не было никакой необходимости задевать его чувства.

— Выходит, вы просто стояли рядом и смотрели на него. Никакого оборудования. Никаких электродов. Ни самопишущих устройств, ни графиков.

— Конечно, нет. Я обхожусь без вспомогательных механизмов.

От раздражения и досады Бейли прикусил нижнюю губу. Он лишился той единственной зацепки, той лазейки, которая еще давала надежду на то, что ему все-таки удастся уличить в преступлении Космотаун и таким образом нанести космонитам решающий удар.

Р. Дэниел утверждал, что комиссара подвергли цереброанализу, а час спустя при упоминании об этом сам комиссар даже не понял, о чем идет речь, и не было никаких оснований сомневаться в его искренности. Однако совершенно очевидно, что человек которого подозревали в убийстве и подвергли проверке посредством снятия энцефалограммы, не мог не запомнить эту громоздкую процедуру, все эти электроды и графики, и уж, конечно, получил бы полное представление о том, что такое цереброанализ. Но теперь это противоречие исчезло без следа. Комиссара подвергли цереброанализу, но он об этом и не подозревал. Значит, Р. Дэниел сказал правду, и комиссар тоже.

— Ну а что ваш цереброанализ говорит обо мне? — спросил он довольно резко.

— Вы встревожены.

— Да уж, великое открытие. Еще бы мне не тревожиться.

— Точнее, ваша тревога вызвана столкновением ваших внутренних побуждений. С одной стороны, ваша преданность принципам своей профессии побуждает вас серьезно заняться заговором землян, которые преследовали нас вчера вечером. Другое, не менее сильное побуждение толкает вас в обратном направлении. Вот что мне удалось прочитать в биотоках ваших мозговых клеток.

— Моих мозговых клеток, ну и ну! — разгоряченно воскликнул Бейли. — Послушайте, я скажу вам, почему нет смысла в раскрытии вашего так называемого заговора. Он не имеет никакого отношения к убийству. Должен признаться, раньше я думал иначе. Вчера в столовой мне показалось, что нам грозит опасность. Но что произошло дальше? Они вышли вслед за нами, быстро отстали на полосах, и на этом все закончилось. Хорошо организованные, отчаянные люди действовали бы иначе… Мой собственный сын без труда узнал, где мы находимся. Он просто позвонил в департамент. Ему даже не пришлось называть себя. Наши дорогие заговорщики могли бы сделать то же самое, если бы хотели расправиться с нами.

— Думаете, они этого не хотят?

— Конечно, нет. Если бы они хотели устроить беспорядки, то воспользовались бы ситуацией у обувного магазина, а вместо этого они послушно отступили перед одним-единственным человеком с бластером в руках. Перед роботом, который не способен был выстрелить, что они, должно быть, поняли, как только распознали, кто вы на самом деле. Все они медиевисты. Безобидные чудаки. Вы могли этого не знать, но я-то дал маху! И ведь мог же сообразить, да из-за всей этой заварухи на меня нашла какая-то… сентиментальная дурость. Поверьте мне, я знаю, что за люди становятся медиевистами: мягкие, мечтательные. Жизнь здесь слишком трудна для них, и они с головой уходят в идеальный мир прошлого, который они сами выдумали. Если бы вы могли подвергнуть цереброанализу все это движение, как вы делаете такое с отдельными людьми, то обнаружили бы, что они способны на убийство не больше, чем сам Джулиус Эндерби.