Мак Рейнольдс - Тайный агент. Сборник фантастических повестей и рассказов

Тот, что был справа, выразил согласие. Тот, что слева, сохранял задумчивый вид.

Уилкинз повернулся ко мне.

— Но самое большое впечатление на меня произвело то, как ты повел, себя с полицией и прессой, — он оценивающе хихикнул, — включая наше собственное издание. — Он покачал головой. — Если бы история угодила к Чернышу, боюсь, он с утра поместил бы ее на первой полосе до моего выхода на сцену. И, боюсь, что кое–кто послужил, бы мишенью для нападок. Для радикального центра, Счастливчмк, мой мальчик, это, конечно же, могло ВЫЙТИ БОКОМ.

— Радикальный центр, — произнес я, стараясь, чтобы мой голос не звучал совсем по–идиотски.

Он снова хихикнул.

— Нам нравится название, которое ты придумал. Очень подходит. Мы так и будем его называть, по крайней мере между собой,

— О, — воскликнул я.

Тот, что был слева, вновь посмотрел на часы.

— Мальчик мой, — сказал Уилкинз, — ты принят.

— Да, сэр, — честно согласился я. — Куда? То есть я хотел сказать: как?

Это тоже звучало не совсем здорово. Я решил, что лучше, будет опять закрыть рот и сделать соответствующий вид.

— Берем быка за рога, а, Счастливчик? — с осуждением в голосе хохотнул он. — Ладно, мой мальчик, как бы для, тебя прозвучало «тысяча»?

Какой бы новая работа ни была, так хорошо, как на старой, платить не будут. Зарплата тысяча долларов в месяц — совсем не прибавка к тремстам в неделю командировочных разъездного репортера. Должно быть, отсутствие энтузиазма отразилось на моем лице. Коллега справа шевельнулся и пробурчал:

— Доход почти пятьдесят тысяч в год — вполне достаточно для бывшего журналиста, независимо от его квалификации.

Мои челюсти отчетливо щелкнули,

Уилкинз кивнул.

— Боюсь, Счастливчик, это то, с чего тебе придется начать. Теперь, я полагаю, хоть ты, очевидно, и выведал о нашей основной, долговременной, э–э, схеме, у тебя накопились вопросы.

— Ну, э–э, не могли бы вы для меня все просуммировать, сэр. Тут есть, ну что ли, частности.

— Конечно, конечно. — Он потеребил свои роскошные усы. — Если начать с самых основ. Счастливчик, то сколько различных способов скинуть правительство или социально–экономическую систему с целью захвата власти другой группой ты мог бы назвать?

Наверно, я моргнул.

— Ну, можно их перестрелять… — начал я.

Кто–то из коллег фыркиул.

— Конечно, можешь, — расцвел в улыбке Уилкинз. — Но сложность в том, что, начиная стрелять, ты не знаешь, кого расшевелишь и кто начнет стрелять в ответ. Подобные революции заходят в тупик. Вспомни, как Керенский меньшевики начали революцию в России в 1917–м? Конечно, когда дым рассеялся, царь и его окружение были не у дел. Но не у дел были и Керенский с меньшевиками. Их либо поубивали, либо, э–э, выпороли. У дел были большевики.

— Да, это правда, — кивнул я с весьма задумчивым видом, хотя, честно говоря, ни о Керенском, ни о меньше… — или как он их там назвал — я никогда не слышал.

— Конечно, — продолжил Уилкинз, — прецеденты случаев насилия как метода борьбы обязательно можно найти. В своей «Золотой ветви» Фрэзер [34] Джеймс Дж. Фрэзер (1854–1941) — знаменитый английский ученый, исследователь истории религии. рассказывает о некоем древнем короле–жреце с озера Нимай, который терял свое положение только после того, как кому–то удавалось прокрасться в окрестностях его храма и стащить из старого дуба веточку бедой омелы. Тогда вор получал право сразиться с «королем–жрецом». Если он побеждал, то становился новым главой епархии.

Он скривил лицо в фальшивой гримасе.

— Позже, понятно, насилие было присуще эксплуатируемому большинству, которое выходило на улицы, возводило баррикады и разделывалось с последователями старого режима. Тому пример — Французская революция. Или Американская, которая от нее отличается лишь немногим, по крайней мере ее лидеры являлись лучшими представителями колоний.

Тот, что нервничал по поводу времени, нетерпеливо шевельнулся.

— Затем, — Уилкинз заторопился, — настало время выборов. Во всяком случае в Англии именно так была изменена вся социально–экономическая система. Конечно, по прошествии продолжительного периода времени.

От феодализма шаг за шагом пришли к капитализму. Насилие время от времени имело место, но единой кровавой революции, как в других странах, там не было. Остатки феодализма, такие, как палата лордов и королевская семья, сохранялись еще веками, но феодализм per se [35] Сам по себе (лат.). был определенно упразднен.

Чем дольше он говорил, тем меньше я понимал, о чем.

Он скривил губы в очередной гримасе.

— Затем, конечно же, существовали правительства, навязанные извне. Отличный пример — вторая мировая война. Но народы Чехословакии, Польши и Восточной Германии так и не привыкли к советской модели коммунизма. Югославия, которая совершила свою собственную революцию, приспособив ее к местным условиям, достигла гораздо большего. С другой стороны, Греция являет собой пример еще одной неудачной попытки навязать правительство извне. Там партизаны в очень похожей на югославов Тито манере вышвырнули нацистов из страны, но сначала британская, а потом американская помощь позволили старому режиму вернуться. И в последующие двадцать лет Греция пыталась выпутаться из положения, подобно Польше и Восточной Германии. Люди в целом были связаны. Принесла ли им адаптация коммунизма к местным условиям какую–либо пользу — вопрос спорный. Но факт остается фактом — жили они хуже югославов, несмотря на неимоверные усилия Запада по оказанию помощи.

— О Господи, Уэнти! — воскликнул с отвращением один из его коллег. — Где ты все это выкопал?

Уэнтуорт Уилкинз испепелил его взглядом.

— В качестве хобби я выбрал историю революций. Настоящую историю, а не кашку, которой мы кормим простофиль. И учитывая наше положение, на твоем месте я сделал бы то же самое.

Он повернулся ко мне.

— В любом случае провести Счастливчика нам бы не удалось, даже если бы мы очень захотели. Он один из нас. А значит — в высшем эшелоне.

— Давай заканчивать, Уэнти, — поторопил тот, что был с часами. — Меня ждет ракетоплан. Хотелось бы убедиться в настроениях мистера Майерса, но у меня, назначено заседание комитета в Денвере и через час оно начнется.

Уилкинз, немного раздраженный, вновь обратился ко мне:

— Я клоню к тому, Счастливчик, что необходимо разработать новый метод захвата власти. Ни один из старых в нашей сегодняшней ситуации непригоден. Насилие с современным оружием под рукой слишком непредсказуемо. Вопрос о новой социоэкономической системе, навязанной извне, учитывая, что ничего хорошего они навязать не склонны, отпадает.

Необходимо было что–то сказать, иначе я выглядел бы совсем глуповатым. Поэтому я поспешил спросить: