Юрий Пивоваров - Архив Смагина

Он закрепил на впечатляющем размерами крюке двух лобанов средних размеров, припрятанных от утреннего улова, добавил груза, чтобы не сносило, и осторожно опустил довольно громоздкую снасть в воду. Наживка быстро пошла ко дну, исчезла в темноте. Дед осторожно перебирал канат с палец толщиной, пока тот не обмяк. Все – легла. Он подгрёб к берегу, верёвки хватило, как и прикидывал. Довольно ловко выскочил из лодки, подтащил её рукой, поднатужился и протянул ещё – теперь надёжно.

Закрепил в расщелине толстый металлический штырь – если вырвать, только с горой. Пошёл к лодке, прихватил кусок каната-лесы, выбрал слабину и собрался было закрепить конец на штыре, но замер, передумал: надо оставить запас, если возьмёт, пусть походит: надёжнее заглотит. Так и сделал. Дед плохо понимал, что такое наивность, романтизм, но вёл себя именно так. Надежда поймать гада, конечно, была. А дальше что? Понятно, что вытащить его возможности нет, если только хорошо вымотается, устанет. Да и зачем его вытаскивать? Поймается и путь сидит. До дома не так далеко, помощники всегда найдутся. И чекисты отстанут. Ведь гада этого они ищут! Что ж ещё? Все вынюхивают. Спокойней без них будет.

Долго ждать дед не собирался – до вечера и домой. А снасть пусть лежит всю ночь. А там посмотрим. Рыба насажена ловко – долго продержится. А вот если хозяйка узнает, что он добычу вместо стола на прожекты пускает, вот тут не поздоровится – и чекисты не помогут. Кирюха может проболтаться – догадался он, смышлёный. Но ведь и худого здесь ничего нет, если трезвыми глазами посмотреть. Ну, напала на старого человека блажь на старости лет, с кем не бывает, годы-то немалые, хитро объяснил своё поведение старый рыбак. Сварганил самокрутку, закурил. Канат натянулся. Дед глянул: штырь загнан в расщелину надёжно. Волна играет. И было у деда сомнение: ест ли гад этих лобанов, может, ему разносолы какие нужны? Кто его знает. Есть захочет – сожрёт, голод он не тётка. Рыбы в море немало, но, её ещё поймать надо. А тут – сам бы ел. Он отвязал канат, увеличил слабину, закрепил.

Мы приехали к Ивану. Блокнот возвратился к хозяину. Он поблагодарил, но выразил недовольство нашей самодеятельность: мало ли что могло там, в лесу, случиться. Глеб слегка вздремнул в машине и выглядел бодро. Он молчал, в ходе разговора бросил только одну, но мой взгляд, существенную реплику: «То же мне лес – драные кусты, да пара пней трухлявых!» Иван тут же парировал: «Если там только кусты, то откуда взялись пни?» Глеб посмотрел на него уважительно. Иван покрутил блокнот в руках, сообщила нам, что никаких особо ценных записей там не было, а то, что было и представляло полезную информацию, он восстановил. Мы не очень расстроились, так как в любом случае прогулка получилась прекрасная – интересная, освежающая, душевная.

– А что он вообще там делает, этот мыслитель, – закрывая тему, спросил Иван.

– А чёрт его знает – нравится ему там, да и с головой непорядок. Одиночество, общение с природой располагает к единению с астральным телом, ясности ума, а также поиску и неожиданным находкам того, что даже не терял, – таким был ответ Глеба.

– Ну, видимо, где-то так, – дипломатично отреагировал Иван и затем полностью сменил направление беседы: – Я тут справочку одну навёл… Смагин Иннокентий Юрьевич скончался от инфаркта миокарда.

Я насторожился. Глеб оживился.

Иван на этот раз вёл себя корректно. Нашему вниманию было предложено три новости. Первая – выяснилось, что однофамилец Ивана умер от сердечного приступа в возрасте пятидесяти девяти лет. Не обошлось без комментариев. Вообще-то, это кошмар, в таком возрасте… И надо бы тревогу бить, в колокола звонить. Но свыклись мы, свыклись – никого уже этим мором не удивишь, никого это не вгоняет в состояние морального ступора – дело привычное. Умер и похоронен, известно где. Кто он? Занимался ремонтом бытовой техники, семьянин, не замечен, не уличён и так далее.

Вторая новость. Действительно, есть и другие телефонные справочники, чему я вообще-то не удивился. У Глеба – новый, на настоящее время последний. Но есть ещё один, изданный четырьмя годами раньше. В нём данных по Смагину Иннокентию Юрьевичу нет, так как договор на абонентское обслуживание был заключён три года назад. А посему звонивший имел в своём распоряжении только лишь одну кандидатуру для спасения, располагая о ней, о кандидатуре, весьма скудными данными.

Третья. Иннокентий Юрьевич умер утром в тот самый день, когда первый раз позвонил таинственный доброжелатель. Если взять за основу версию о разных справочниках, суть ошибки понятна. Не понятно другое. Если звонивший имеет к Смагину Иннокентию Юрьевичу какое-то близкое отношение, то он должен был знать о смерти в числе первых из окружения покойного.

Если даже предположить, что существовал какой-то временной разрыв между фактом смерти и извещением об этом прискорбном случае звонившего, то мы имеем весьма неординарный случай предсказания. Ну, предупредить об опасности – это одно: недоброжелатели, долги, ревность, месть… Но пытаться в такой странной форме предупреждать об инфаркте – это уж слишком. Хотя, конечно, не исключён вариант, что были и опасность, и инфаркт. Это кое-что объясняет. Однако в это «кое-что» совершенно не вписывается второй звонок. Уж к этому времени звонивший наверняка должен был знать о случившемся. И если какая-то опасность, не связанная с шатким физическим здоровьем была, то со смертью фигуранта она миновала. И зачем тогда звонить?

Приблизительно так изложил нам результаты расследования и свои соображения по этому поводу Иван. У меня тоже сформировался свой взгляд на цепь загадочных событий. Вкратце она заключалась в том, что мой друг случайно стал фигурантом всей этой изрядно надоевшей истории, и поэтому, когда связующее звено – однофамилец – разорвалось, появились основания надеяться, что инцидент с судьбой исчерпан, и желательно обо всём этом в кратчайшие сроки забыть. Иван меня не поддержал, мало того, опять сменил тему.

– У меня что-то последнее время голова кругом идёт, – сказал он, – впутался я в одно дело… Болото какое-то и опять совпадения. Перестаёт мне это нравиться.

– А поначалу – нравилось? – спросил я.

– Поначалу – увлекало, и сейчас влечёт, но, по-моему – куда-то не в ту сторону, – довольно туманно выразился Иван.

– Если бы ещё знать, где она, та сторона, – вставил не менее туманное замечание Глеб.

«Если бы, если бы…» – пробормотал Иван. И далее поделился деталями своего очередного дела. Обратился к нему финансовый директор до недавнего времени благополучной фирмы. Генеральный – в панике, в запое, потому он взял эту неприятную функцию на себя. К тому же, как он пояснил, генеральный, скорее всего, именно его подозревает во всех бедах.