Нил Гейман - Этюд в изумрудных тонах

Записка все еще у меня, и я взял на себя труд привести ее здесь дословно.

Дорогой сэр!

Не буду обращаться к Вам как к Генри Кимберли, поскольку у Вас нет никакого права на имя, которым Вы представились. Меня, признаться, удивило, что Вы не назвались своим настоящим именем, поскольку оно не только весьма благозвучно, но делает Вам честь. Я читал некоторые из Ваших трудов — в тех случаях, когда мне удавалось их заполучить. Более того, на протяжении двух лет я состоял с Вами в весьма плодотворной переписке: мы обсуждали ряд непоследовательных заключений, сформулированных в Вашей работе о динамике астероидов.

Я был удивлен, встретив Вас вчера вечером. Осмелюсь дать несколько советов, которые вполне могут оказаться полезными в ваших профессиональных занятиях. Прежде всего, курящий человек вряд ли станет брать с собой абсолютно нераскуренную, новую трубку и при этом не запасаться табаком, однако это не столь невероятно, сколь невозможно и немыслимо встретить театрального продюсера, не имеющего ни малейшего представления о том, как оплачивается постановка, более того, появляющегося в компании молчаливого отставного офицера (служившего, если я не ошибаюсь, в Афганистане). Между прочим, Вы были абсолютно правы: у лондонских улиц на самом деле есть уши, так что в следующий раз поостерегитесь брать первый же кеб, который попадется Вам на пути.

Одно из Ваших заключений абсолютно верно: это я заманил ублюдка в апартаменты, расположенные в Шоредитче. Могу утешить Вас тем, что, изучив его пристрастия и предпочтения, я сообщил этому отродью, что раздобыл для него девочку, похищенную из приюта в Корнуэлле. Она никогда в жизни не видела живого мужчину, поэтому его лицо, одно-единственное его прикосновение совершенно сведут ее с ума и лишат рассудка.

Была бы девочка, никаких сомнений, ее безумие доставило бы насильнику физическое наслаждение, он был способен поглотить ее, словно мякоть спелого персика, не оставив после себя ничего, кроме кожицы и косточки. Я уже видел, как они это делают. Я даже видел, как они совершали поступки куда хуже. Такова цена, которую нам приходится платить за мир и процветание.

Слишком высокая и несправедливая цена.

Замечательный врач и, кроме того, мой единомышленник, а также подлинный автор нашей пьесы, вне всяких сомнений умеющий доставить развлечение публике, уже ждал нас на месте со своими ножами.

Эта записка вовсе не преследует цели стать насмешливым посланием в стиле «поймай меня, если сможешь», ибо мы, я и почтенный доктор, уже далеко и вам нас не найти. Я должен признаться: было замечательно, пусть хоть на мгновение, обнаружить достойного противника. Куда более достойного, чем безжалостные создания из ямы Иного мира.

По-моему, стрэндской труппе придется подыскивать нового актера на главные роли.

Не стану подписываться Вернэ, поэтому, покуда охота не закончена, а мир не возрожден в своем прежнем виде, прошу Вас вспоминать меня просто как

Инспектор Лестрейд выскочил на улицу, чтобы позвать своих людей. Они потребовали, чтобы юный Виггинс отвел их на то место, где получил записку от высокого человека, как будто Вернэ-актер должен был сидеть и поджидать их там, покуривая свою трубку. Наблюдая из окна за их судорожными метаниями, мы оба почти одновременно с сожалением покачали головой.

— Теперь остановят и обыщут все поезда, идущие из Лондона, все пароходы, отправляющиеся из Альбиона в Европу или Новый Свет, — произнес мой друг, — примутся повсюду искать высокого человека и его спутника, полного прихрамывающего мужчину ростом пониже. Закроют порты, перекроют все пути из страны.

— Вы думаете, их удастся поймать?

Мой друг снова покачал головой:

— Возможно, я ошибаюсь, но готов поспорить, что высокий человек и его спутник сейчас находятся не более чем в миле от нас, в трущобах Сент-Джайлса, где полицейские не появляются иначе как сразу дюжиной. Там они и будут прятаться до тех пор, пока вся эта шумиха не утихнет. А потом опять займутся своим делом.

— Что наводит вас на подобную мысль?

— Очень просто: случись нам поменяться местами, именно так поступил бы я. Кстати, записку вам следует сжечь.

Я нахмурил брови:

— Но ведь это улика?

— Это мятежный вздор, — ответил мой друг.

Я и впрямь должен был сжечь ее. Я даже сказал Лестрейду по его возвращении, что сжег, и он поблагодарил меня за столь предусмотрительное поведение. Лестрейд сохранил свой пост, принц Альберт отправил моему другу записку, в которой высоко оценил его дедуктивное расследование и выразил сожаление, что злоумышленник все еще остается на свободе.

Конечно, им так и не удалось поймать Шерри Вернэ, не знаю, каким было его настоящее имя. Не было обнаружено и следов его жестокого сообщника, который в ходе расследования был опознан как военный хирург в отставке Джон (а может быть, Джеймс) Ватсон. Как ни странно, выяснилось, что он тоже служил в Афганистане. Интересно, встречались ли мы когда-нибудь?

Мое плечо, после того как до него дотронулась королева, продолжает выздоравливать, ткани приобрели чувствительность. Скоро мне предстоит получить еще одно смертельное ранение.

Несколько месяцев назад, когда нам довелось провести вечер в полном уединении, я спросил своего друга, отложилась ли у него в памяти переписка, на которую ссылается в своем послании тот, кто подписался как Rache. Мой друг ответил, что превосходно помнит, как Сигерсон (ибо в тот раз актер представился именно так, выдавая себя за исландца) построил на основании расчетов моего друга какие-то безумные теории относительно связи массы, энергии и предполагаемой скорости света.

— Вздор, конечно, — заметил мой друг; на его лице не появилось и тени улыбки, — но тем не менее вдохновенный и очень опасный вздор.

В конечном счете из дворца пришло известие о том, что королева удовлетворена сведениями, которые удалось собрать моему другу в ходе расследования, и дело было закрыто.

Однако я сомневаюсь, чтобы мой друг оставил дело как есть: все будет закончено только в тот момент, когда один из них убьет другого.

Я сохранил послание. Рассказав об этом деле, я затронул темы, говорить о которых вовсе не следовало бы. Благоразумный человек, вне всякого сомнения, сжег бы эти страницы, но мой друг научил меня тому, что даже пепел может раскрыть свои секреты. Поэтому я помещу эти записи в ячейку, арендованную в сейфе банка, с распоряжением вскрыть ее только после того, как все живущие ныне уже будут мертвы. Хотя в свете последних событий, происходящих в России, положенный срок может истечь быстрее, чем это представляется кому-либо из нас.