Ольга Шумилова - Двадцать отражений лжи (СИ)

Чем он, собственно, и занимался без малого неделю, и продолжает занимать сейчас.

А что самое хреновое, поставить глухую защиту — значит выдать себя. Ограничиваться полумерами, доступными обывателю — значит постоянно попадать под эманации. От эмпатии вообще экранироваться сложно, это вам не банальная телепатия — на последнюю у меня стоит блок не хуже, чем у Императора, спасибо коллегам.

— Как же вы мне надоели, фарра, со своей паранойей! — не отнимая салфетку от лица, Неро раздраженно сдернул с шеи один из амулетов и сунул мне в нагрудный карман. — Довольны?… Сколько еще раз вам нужно сказать, что я себя не всегда хорошо контролирую?

Я достала амулет, пристально рассмотрела со всех сторон, и, убедившись, что он действительно блокирует пси-воздействие на носителя, надела на шею. От чего-то действительно мощного не спасет, но лучше, чем ничего.

Вывод: еще как минимум пара-другая фокусов у него в запасе есть, если так легко расстается с козырями.

— Спасите меня боги! — Неро насмешливо посмотрел на меня. — Фарра, вы шпионов никогда не допрашивали? Откуда столько недоверия к людям?

Оттуда.

Я раскрыла аптечку и начала молча копаться в ее содержимом.

— Ясно. Во-первых, отойдите от этого орудия пытки, шить меня никакой необходимости нет, правда, — он продолжал насмешливо смотреть на меня. — А во-вторых… Не то чтобы мне хотелось это делать, но, боюсь, иначе от многочисленных обвинений мне не отмыться во веки веков. Так что проверьте сами.

Он поймал мою руку и приложил к своей обнаженной груди в широко распахнутом вороте рубашки.

— Ну же, фарра, смелее, вы же это умеете.

Я поджала губы. Умею, и дальше что?

Прикрыв глаза, я шевельнула пальцами, настраивая контакт, и просто спросила. И раздавшийся в ответ многоголосый хор ощущения-развития-стабильности-изменчивости-бытия радостно сообщил о своих возможностях — прошлых, настоящих и будущих, развитых и спящих где-то в глубине. Обо всем, что зависит от клеточного ДНК.

Ну да, он эмпат. Только и всего — зато от силы ломит зубы.

А я разговариваю с организмом на клеточном уровне, и он, как правило, делает то, что я хочу. Может заснуть. Может умереть, заболеть или выздороветь. Может даже остановить или повернуть вспять уже начавшуюся мутацию. И да, грош цена в таком случае моим многочисленным достижением на научной ниве.

Повесьте меня за это.

А он, к слову, полный псих, если знает все это и позволяет мне к себе прикасаться.

— Теперь вы перестанете подозревать меня во всех смертных грехах? — Неро выпустил мою руку.

Я глянула на него исподлобья.

— Возможно. Но я все равно не понимаю, зачем…

— А вам не приходило в голову, что я без всяких задних мыслей хочу, чтобы вы были здоровы? — он отнял окровавленную салфетку от лица и тут же прижал другую. — И если вам так уж необходимо знать мои мотивы — просто потому, что иначе не сможете мне помочь.

— Именно вам? — я с равным скептицизмом наблюдала за его манипуляциями и оправданиями. Может, псион он и неплохой, но ускоренной регенерацией не страдает.

— Именно мне, и не надо так пренебрежительно хмыкать. Вы оскорбили меня в лучших чувствах.

— И в чем я должна помочь?

Все равно не верю, что он и есть Большой Босс.

— Вы действительно так хотите это знать?

— Учитывая, что вы злодейски меня похитили, разговоры о ваших благих намерениях при отказе это сообщить звучат как-то фальшиво, не находите?

— А вы предпочли бы, чтобы дело обошлось без похищений, и о вашем выздоровлении узнали все? — прищурившись, Неро внимательно посмотрел на меня.

— Не имею ничего против, — я отвернулась с независимым видом, доставая из аптечки баллончик с дезинфектором. Мужчина продолжал все так же внимательно смотреть мне в спину, и у меня возникло крайне неприятное чувство, что он действительно знает, о чем говорит.

Да нет, ерунда. Этого никто знать не может.

— А я вот думаю, что те, кому вы и ваши способности в свое время помешали, с радостью вернут вас в исходное состояние, если узнают, не правда ли?

— Как-то вы переборщили с маскировкой, вам не кажется?

Ладно, пусть подавится. Вернут, и еще как.

— При таких ставках — навряд ли. И поскольку следующим будет вопрос, почему было предварительно с вами обо всем не договориться, отвечу сразу — потому что вы, фарра, стенобитный таран, а не шпион в тылу врага, и совершенно не умеете притворяться. Тот, кто хорошо вас знает, или хотя бы даст себе труд внимательно за вами понаблюдать, раскусит все представление за полчаса.

Ну да, и некоторые сейчас это успешно демонстрируют. Все-таки мужское эго — это нечто, особенно если он действительно верит в эту ересь.

— Ну и прекрасно, — я встряхнула баллончик и начала наступать на него с вполне очевидными намерениями. Неро как-то резко поскучнел, буркнул, что сам разберется, и чуть ли не бегом вылетел из рубки. То ли боится, что я пошурую иголкой где-нибудь не там, то ли все дело в маскировочном амулете, у которого опять заканчивался заряд.

Однако же, как все это интересно…

Как следует обдумать наш весьма познавательный диалог мне не дали шаги в коридоре. Неро остановился на пороге, опустив голову и почему-то не заходя в рубку.

— Что, одумались-таки? — я уже снова запустила руку в аптечку, когда он странным тоном сказал:

— Скажите спасибо так мило погонявшимся за нами полицейским — о своей работе вам все-таки придется узнать сейчас. И не говорите потом, что я не предупреждал.

И он поднял голову, выходя на свет.

Я непроизвольно открыла рот, всерьез раздумывая, а не должно ли мое альтер-эго хлопнуться в обморок.

Это же надо так лажануться…

У него действительно были на меня планы, криминал в которых не нашел бы даже принципиальный «бахил». А моя оплошность с амулетами обрела совершенно не те последствия, которые ожидались.

Хуже того — я потеряла массу служебного времени, поскольку никакое биологическое оружие мне не светило, вместе с наркоторговцами, повстанцами и психами. А светил мне просто мужчина с невероятно изуродованным лицом.

На меня в упор смотрели глаза яркие и молодые — глубокого синего цвета, как предрассветное небо. Видимо, соланской крови в Неро куда меньше половины: у солов-южан глаза желтые, у северян — зеленые, даже у полукровок, а он настолько по-коррелянски синеглаз, что даже странно…

Возраст навскидку и не определишь: уже не студент, но и до средних лет еще далеко. Для сола-полукровки это лет восемьдесят.

Действительно довольно коротко острижен — черные, крупно вьющиеся на концах волосы были зачесаны за левое ухо, свободно падая на правую сторону лица. Понятно, впрочем, почему.