Евгений Филенко - Энигмастер Мария Тимофеева

– Адские искры? – спросила Маша.

– Они самые. Тебя не затруднит вернуть эту бесценную вещицу на место?

– Но ведь она наверняка не работает.

– Кто знает. В семье Тимофеевых из Красноярска хранится вечный двигатель. Когда я был в гостях у двоюродного брата, двигатель еще крутился. Хотя ему пришлось заменить одно колесико, которое совсем проржавело.

– Странное чувство, – призналась Маша. – Как будто кто-то совсем незнакомый вдруг окликнул тебя сквозь толщу столетий. Ужасно хочется ему ответить. В то же время мой профессиональный опыт бунтует против самой мысли об этом. Я разрываюсь на части.

– Во всяком случае, я вижу, что ты уже не куксишься, – сказал папа. – И могу удалиться с чувством исполненного родительского долга… Ах, да! – Он хлопнул себя по лбу. Это получилось у него несколько фальшиво. Актер из папы всегда был никудышный. – Зачем, собственно, я и пришел. Дело в том, что у тебя гости.

– Гости? – рассеянно переспросила Маша, продолжая ощупывать занятную игрушку. – Не помню, чтобы кого-то ждала.

– Если быть точным, гость. И довольно взрослый. Вряд ли он намного младше меня. Этакий хлыщ.

Маша попятилась на мгновенно ослабевших ногах и села на груду половиков, не выпуская из рук драгоценный прибор. Она знала только одного человека в мире, который подпадал под это папино определение.

– И давно он здесь? – спросила она, стараясь не выдавать голосом волнения.

– Добавь минут десять к тому времени, что мы посвятили семейным воспоминания. Хочу тебя предупредить сразу: мне он не понравился. Явился с громадным букетом каких-то не существующих в природе цветов, который тотчас же вручил твоей матушке. Я не самый наблюдательный родитель в мире, но, кажется, у него припасен еще один. И могу догадаться, для кого. Объявил, что польщен знакомством с автором выдающегося исследования по этнографии малых народов Центральной Евразии. И, что особенно отвратительно, он действительно читал мои работы! Есть нехитрые приемы, которые легко позволяют обличить дилетанта…

Маша слышала слова, почти не вникая в их смысл. Голова плыла, сердце колотилось, воздух вдруг стал вязким, словно гель.

Он пришел. Он здесь. Все, во что уже и не верилось, может сбыться.

– Машечка, так ты идешь? – вернул ее к реальности папа.

– Ничего, – как со стороны, услышала она собственный голос, безразличный, почти механический. – Подождет.

Папа поглядел на нее с веселым изумлением.

– Мамина дочка, – наконец проронил он, качая головой.

Маша слабо улыбнулась.

– Тебе доставалось? – спросила она.

– Еще и как! – с гордостью воскликнул папа. – Знала бы ты… Но оно того стоило.

– Мама – самая красивая женщина в мире, – кивнула Маша понимающе. – Расскажешь потом, как ты за ней ухаживал?

– Обязательно, – обещал папа. – Было весело и познавательно… Что ж, пойду совру этому пижону, что ты выбираешь наряд, приличествующий обстоятельствам.

Он спустил Аленку с колен и неспешно покинул чердак по приставной лестнице.

Маша осталась одна, с закрытыми глазами и забытой улыбкой на лице.

«Ну вот, – думала она. – Как бы ни сложилось, но теперь все будет хорошо. У меня, у него, у всех. Потому что я так хочу. Я не собираюсь умирать от счастья в одиночку».

Наконец она открыла глаза и увидела нелепый допотопный прибор у себя на коленях.

«Должно быть, неспроста я и он оказались в одном месте в одно и то же время».

В единый миг Маша сочинила своему далекому предку прочувствованное послание следующего содержания:

«Здравствуйте, мой восьмипрадед и мой драгоценный друг. Надеюсь, Вас не заденет подобное обращение. Все же, мы недостаточно знакомы. Между тем, я имею несравненную честь быть Вашей наследницей по прямой линии.

Верно, Вас заинтересует, благопополучны ли те, кто с гордостью и достоинством несет в будущее Вашу фамилию.

Могу Вас уверить в нижеследующем.

Все хорошо. Все замечательно. И у всех всё будет замечательно. У меня сегодня прекрасный день. Не скрою, начался он неважно, однако вскорости все выправилось. И я хочу, чтобы у всех он был таким же прекрасным и полным волнующих открытий. Ну вот хочу, и все тут. И пускай свершится какое-нибудь чудо, которое принесет в жизнь каждого человека минуты абсолютного счастья. Да что же я все о людях? Какой-то дремучий антропоцентризм!.. Пускай это чудо коснется кошек, собак и всех божьих тварей, что живут с нами бок о бок. Есть такое шутливое поверье: мысль материальна. Хотя мой жизненный опыт говорит скорее об обратном, что реальность зачастую бывает иллюзорна. Но пускай именно сегодня моя мысль воплотится. А дальше увидим.

Чмоки в щеки. Ваша Маша.

P. S. Как там сказано у классиков… только чтобы без иронии?

Все будет хорошо.

И с каждым днем все лучше».

Осмыслив и отточив постскриптум, Маша вдруг с печалью поняла, что не успеет набрать такой пространный текст на примитивном печатающем устройстве и до следующего утра. А столько времени в ее распоряжении попросту не было. Еще каких-то минут десять, и сердце расколошматит грудную клетку изнутри.

Издав пятитысячный, наверное, вздох, на сей раз – короткий, Маша нащелкала на тугих клавишах одну недлинную фразу: «Все будет хорошо». И подпись: «Ваша Маша». Затем, понимая, что все едино ничего из этой затеи не выйдет, нажала на кнопку с надписью «отравить». Судя по пропущенной букве «п», надпись была сделана не самым прилежным из числа предков.

Прибор чихнул, со скрипом прожевал бумажную ленту и вдруг с неожиданной резвостью наколотил прыгающими блеклыми буквами: «доставлено». После чего затрясся, словно в нервическом припадке, и окончательно прекратил подавать признаки жизни.

– Это не я, – быстро сказала Маша и поглядела по сторонам, не был ли кто свидетелем ее проступка, и затолкала прибор обратно в сундук. – Я не хотела.

«Конечно, хотела», – мысленно укорила она себя.

На какое-то время Маша вновь ощутила себя малолетней хулиганкой, которая вначале действует, а уж потом, от случая к случаю, включает мозги.

Но ничего страшного не произошло.

Медлить больше не стоило. Пора было спускаться с чердачных высот на землю, где ее уже заждались.

Маша нашарила босой пяткой ступеньку приставной лесенки…

Мир содрогнулся и ушел из-под ног. Как будто семеро китов, на которых, если верить славянским верованиям, держится плоская Земля, вдруг решили подзаправиться проплывавшим в глубине косяком селедки.

Маша жалобно пискнула: «Ой, мамочки, падаю-у-у-у!» и немедленно исполнила свою угрозу.

Лететь было невысоко, но чрезвычайно обидно.

Маша не была спортивным гением. Поэтому сгруппироваться толком ей не удалось. Она больно ударилась боком о твердый грунт, исцарапала лицо о торчавший из-под дома жесткий сорняк, распорола каким-то сучком предплечье. И, кажется, снова, как в детстве, сломала лодыжку. А то и ребро. В общем, ничего не упустила.