Павел Шабарин - Гимн Беглецов

Сэм вновь посмотрел в зеркало и обнаружил, что рана уже начала затягиваться.

Он стоял так, наверное, с минуту или дольше. Парень не мог понять, как такое вообще возможно. Сейчас он должен был думать о том, что делать дальше, как спасти Кэт и ее близких, но все его мысли были о том, что произошло. Его не брали пули, он совершил невозможный прыжок из окна (Сэм лишь охнул, когда понял, с какой высоты он упал), ему, вне всяких сомнений, помогал Парк, оказавшийся чем-то вполне разумным, хотя и непонятно, чем именно.

Садовник все равно наложил на места ранений мазь и сел в кресло. Только сейчас Сэм почувствовал, каких сил ему стоила вся эта авантюра. Откровенно говоря, он был обессилен.

– Что ты сделала со мной? – вдруг спросил он вслух, мысленно обращаясь к матери.

Он не знал ее. Его воспитывали дядя и дедушка. Они говорили, что его мать умерла практически сразу после родов, а отец сбежал, оставив ребенка на них двоих. Дядя всегда отзывался о матери Сэма, Рейне, очень хорошо, но дед… казалось, он ненавидел ее. По его словам, Рейна… была ведьмой. Обнаружив свой темный, запретный талант к колдовству, она начала применять его во зло, в конце концов это и привело к ее гибели. Дед всегда оберегал Сэма от каких-либо контактов с чем бы то ни было волшебным, опасаясь, что и его внук может разделять проклятие дочери. Юноша всегда относился к этим предостережениям с большим уважением. Ни разу в жизни он не прикасался к заговоренной вещи или к волшебному зелью, а от колдовской соли бежал как от огня. Его научили бояться колдовства, и сейчас то, что происходило с ним, те неестественные вещи, которые он вытворял… они пугали парня сильнее, чем смертельная опасность, в которой он побывал совсем недавно.

Он никак не мог понять, что же с ним произошло. Быть может, опасность заставила его воспользоваться теми силами, что давно спали в нем? Но что же это за силы? Сэм знал множество людей, чьи близкие обращались с колдовскими солями, не всегда легальными. Никто из них ничем не выделялся. Никто не вытворял ничего подобного.

Постепенно тяжелые страшные мысли погружались все глубже и глубже в озеро сонного разума. Их свет гас, поглощаемый темной водой. Когда Сэм, совершенно истощенный, наконец-то отдался сну, он думал о матери.

Почему-то ее образ, являвшийся только в предрассветных снах, всегда был окутан светом, тем самым, что по утрам приносит жизнь цветам, что пробуждает все живое ото сна.

Сегодня он ее не видел.

Его пробуждение было жестким. Мощный удар повалил парня на пол и выбил из него весь дух. Сэм попытался вдохнуть, но не смог. Казалось, его легкие свернулись. Он открыл глаза, но перед ними была лишь кроваво-красная пелена.

– Держите его! – рявкнул кто-то, и Сэм ощутил боль в плечах. Ему заломили руки за спину и грубо подняли с пола.

С громким хрипом легкие наконец-то наполнились воздухом, и пелена с глаз спала. В комнате было трое мужчин, не считая тех, кто держал его со спины. Все они были облачены в легкие пластинчатые доспехи, стальные шлемы-маски и серые плащи.

– Сэм Хайн, – произнес тот, что стоял ближе всего. Его голос был низким и гулким, отзвуки дребезжали на поверхности шлема, изображающего безразличное лицо, – вы арестованы именем архонта Кретчийского Эдварда Нолана Гамельского Второго по обвинению в государственной измене.

Сэм увидел, как серый плащ сжимает в руках мешок. Паника загорелась в нем неуправляемым пожаром. Он уже видел такие мешки на висельниках, чьи бренные тела болтались на городской стене форта Мейсер. Заговоренную ткань нельзя было снять с лица, и даже после смерти казненные оставались безымянными. Серые плащи забирали людей, надевали на них эти мешки, и больше о них никто не слышал.

Сэм попытался вырваться, но в его истощенном теле просто не хватило сил.

– Нет, пожалуйста! – в панике закричал он.

Но мужчина с мешком остался безразличен к его мольбам. Он шагнул вперед и резким, привычным движением скрыл лицо юноши за проклятой тканью.

– Грузите его, – прозвучал голос, лишенный каких-либо эмоций.

Сколько времени прошло с момента его ареста, Сэм даже не представлял. Сквозь грубую ткань мешка не было видно дневного света. Сырость, холод камня и эхо, которое разносилось вокруг от каждого звука, говорили о том, что его бросили в подземелье. Серые плащи, конечно, не кормили своего узника и даже не разговаривали с ним – лишь иногда приходили, чтобы избить, молча, без какой-либо цели. Сэма ни о чем не спрашивали, от него ничего не хотели. Он не мог сопротивляться. На его руках и ногах сомкнулись кандалы. Он не мог даже кричать: ткань проклятого мешка будто прилипла к его губам и не позволяла их разомкнуть.

Сэм страдал он несвободы, от боли, от безысходности, от непонимания и настоящего животного страха. Он уже не знал, прошел день с его ареста или уже месяц. У него уже не было сил на попытки сопротивления. Постепенно отчаяние начало брать верх, и что-то стало угасать в молодом садовнике.

Тогда за ним и пришли.

Тонким острым лезвием, не жалея кожи, мешок разрезали на его рту и глазах, так чтобы он смог видеть, смог говорить. Сэм сидел, прикованный к тяжелому стулу из массива дуба, в небольшой комнатушке. Он не помнил, как оказался тут. Перед ним располагался стол, заваленный какими-то бумагами. За столом сидел мужчина, немолодой, крепкий, с усталыми и совершенно безразличными глазами. Сэм подумал, что шлемы-маски серых плащей срисовали именно с него. Быть может, все было наоборот и собственное лицо тюремщика само обратилось маской. Лицо это вызывало оторопь в душе юноши. Оно казалось ему страшным и почему-то очень знакомым, но откуда – он вспомнить не мог.

Свет в помещении был естественным, и Сэм с облегчением вздохнул, видя впервые за неизвестно какое время лучи солнца, которые падали на кипы бумаг на столе.

– Как вы себя чувствуете? – осведомился мужчина, не отрывая глаз от бумаг.

– Можно… мне воды? – чуть ли не кашляя проговорил Сэм.

– Да, конечно. – Мужчина кивнул кому-то за спиной парня, и спустя секунды к его губам поднесли стакан воды. Большая часть ее пролилась мимо, но какое-то количество живительной влаги Сэму все же досталось.

– Моя фамилия Клюге, – представился мужчина, – я здесь, чтобы выслушать ваши показания и рассмотреть ваше дело. Начнем?

Сэм не знал, что сказать. Клюге сверился со своими записями и продолжил:

– Вы обвиняетесь в государственной измене. Это обвинение подразумевает несколько видов наказания, я могу сказать с большой долей уверенности, что в вашем случае это будет… – он еще раз посмотрел в бумаги, – …смертная казнь.

Эти слова должны были вселить ужас в душу заключенного, но почему-то этого не произошло. Что-то изменилось. Отчаяние постепенно уходило. Сэм чувствовал себя лучше и никак не мог понять почему.