А. Вороной - Банда профессора Перри Хименса

— Хватит, Дик! Хватит возиться! Быстрее! — подгонял его профессор, вероятно, переживая, как бы там без них не выпили все сухое вино, выдержанное пятнадцать лет, ведь за каждую бутылку было уплачено по две сотни долларов.

Ричардсон сделал вид, что не слышит профессора, неторопливым движением поднял черную коробочку с вмонтированным в нее приборчиком, и стал всматриваться в шкалу. И когда фосфорическая стрелка приблизилась к красной точке, прижавшись еще сильнее к спине профессора, нажал на кнопку.

Притаившаяся неподалеку за круглым камнем молодая пума, слившаяся цветом шкуры с ним, видела, как на том месте, где она обнаружила лакомую добычу, внезапно вспыхнула синяя молния, осветив окрестности и ослепив ее, и двуногие существа исчезли. Пума сначала прыгнула туда, унюхивая влажным носом еще носившиеся в воздухе запахи крупной дичи, но затем чего‑то испугалась и шарахнулась в сторону и понеслась большими скачками к подножью гор, к реке, к чернеющим кустам.

Хименс до последнего момента таращил глаза, примечая все тонкости эксперимента, и ему показалось, что и он успел заметить какое‑то голубое свечение, как бывает обычно в темноте, в палатке, ночью, когда разламываешь кусочек сахара, и на изломах половинок мелькнет это призрачное свечение и еще что‑то красное, подвижное. Но скорее всего, это ему почудилось, ибо Дик утверждал потом, что ничего подобного он не наблюдал.

Шутка миссис Патриции Мун удалась. Они возникли внутри автобуса, в центре кое‑как свернутого кольцом кабеля разрыва пространства. Дик одной ногой стоял на кожаном сидении, набил на затылке обо что‑то шишку, а другой ногой елозил по сковородке, блестевшей на резиновом коврике. Хименсу было легче, он стоял весь в проходе, но с потолка к его носу свисал на леске обглоданный скелет крупной форели.

Их оглушил дружный регот подвыпившей компании. Коннет, Тони, Ленг и Грегори, возбужденные и красные, похлопывали их по спинам, что‑то кричали, перебивая друг друга, смеялись, обсуждая подробности задуманной миссис Патрицией шуточки с рыбой.

У костра профессор ознакомил женщин с основными этапами завтрашнего ответственного испытания ГМП. Он сказал, что Дик Ричардсон и Ленг Мун просятся первыми переместиться мгновенно в Нью‑Йорк.

— Я ему не разрешаю! — воскликнула тут же миссис Патриция.

— И я не позволю, — поднялась бабка Дика, зачем‑то сжимая кулачки. — Я сама полечу к Кэти.

Она так и сказала: «Полечу к Кэти». И чтобы развеять все сомнения, Сабрина Ричардсон сослалась на то, что она плохо переносит поездки в автобусе, ведь ей уже как‑никак, а перевалило за восемьдесят. Ее поддержала и миссис Патриция, а жена Грегори отговаривала.

— Мы не можем гарантировать удачного стопроцентного исхода, миссис Сабрина, — сказал Хименс, считая про себя, что лучшего мутанта и не подберешь среди них.

— Нет. Раз я сказала что полечу, значит полечу!.. Меня вот что волнует, мистер Хименс, — бабка хитровато прищурилась. — А не помолодею ли я этак лет на шестьдесят? Не стану ли такой как Кэти?

— С таким же животом, баб, как у Кэти? — спросил быстро Дик, глядя с юмором на свою бабку.

Кулачки миссис Сабрины застучали по спине этого несносного внука. Сидевшие вокруг костра хохотали минут пять.

— Это мы узнаем завтра, миссис Ричардсон. А сейчас я предлагаю отправить в лабораторию кроликов.

Майкл вскочил и метнулся за клеткой. Он тут же скрылся в темноте.

— Двух оставь! — крикнул тому вдогонку Хименс. И пять раздался хохот.

— Перри хочет поужинать еще и крольчатиной, — сказал Грегори.

— Вы плут, мистер Хименс, — возмутилась Патриция Мун. — Я все расскажу Джун, как вы расправлялись с ее подопытными кроликами. Вы нарочно взяли на два больше. Вам от нее попадет, вот увидите.

— Надеюсь, леди и джентльмены, кроме этой вспыльчивой миссис меня никто не выдаст Джун? — криво улыбнулся Хименс. — Шашлыки шашлыками, но поджаренное на огне мясо кроликов нам не помешает. Особенно когда имеется еще в запасе ящик вина. А впереди целая ночь, целая вечность. Давно я так не отдыхал на природе…

Ночь надвигалась густо, наваливалась сверху всей Вселенной, высветив где‑то в бесконечности миллиарды звезд Млечного Пути. Оживал и животный мир прерии. За рекой в кустах что‑то глухо ухало, рычало, посмеивалось, шуршало прошлогодней листвой.

Все уже поняли, что и без «Вдовушки» можно неплохо жить. Из приемничка они узнали, что вот и в Нью‑Йорке ничего не случилось, и в других крупных городах, и в столице Штатов, в Вашингтоне, если не считать одного курьезного случая. Помощник министра обороны генерал Абрахамс с криком: «Мы теперь голые! Русские идут!» — выбросился из окна четвертого этажа Пентагона. Но его сотрудники, зная темперамент своего босса, заранее насыпали внизу кучу пустых картонных коробок высотой с метр. И пролетев в воздухе, как гордый ястреб, все этажи, генерал упруго приземлился, отряхнулся и, как ни в чем не бывало, снова поднялся в свой кабинет, взбодренный и остывший. Да еще совсем уже анекдотическое происшествие. В ту шахту, с которой вытащили «Вдовушку», упала коза местной жительницы Шерри Бриттон, и почтенная миссис подала в суд на Пентагон, предъявив ему иск на миллион долларов. Генерал Абрахамс чуть второй раз не сиганул вниз, в то же самое окно. Но опять же, его помощники его удержали, скинувшись по пять долларов, и сказали, что этого миссис Бриттон вполне достаточно. А шахту приказали тут же засыпать песком, так как дурной пример заразителен. И еще, как передали зарубежные ведомства, в Москве было организовано на их Красной площади стихийное народное гуляние. Пускали фейерверки, пели, танцевали и выкрикивали в мегафон интернациональные лозунги. А один кооператор продавал импортные моющиеся обои, сместив центр стихийного гуляния к переулку, и был задержан органами КГБ. Корреспондент Би‑би‑си говорит о нарушении в Союзе прав человека.

Оказалось, что профессор недурно играл на светобанджо. Он пел хрипловатым голосом, подражая Эл Бузеру, пошловатые песенки. Девочки Волкеров от пения Хименса были в восторге. Дамы считали, что, действительно, в исполнении что‑то этакое есть. А миссис Патриция сказала даже, что Хименсу нужно выступать в оперном театре, в «Ла Скала», исполнять партию Ромео. Ну а за Джульетту попробовала бы спеть она сама.

Вспыхивал свет, переливался радугой, освещая лица, подзагоревшие, посвежевшие, радостные. Девочки что‑то зашептали на ухо Эхине, потом все тихо поднялись и ушли к реке. Про них уже и забыли, как они вдруг с диким визгом, криком свирепых индейцев выбежали из темени к костру, напугав женщин до смерти. Патриция Мун даже всплакнула и попросила Хименса утихомирить этих краснокожих бандитов.