Илья Некрасов - Град на холме

Первое, что я увидел на фоне синего безоблачного горизонта – Аркология. [48]Исполинское здание, объединяющее в себе производственные и жилые зоны. На фоне заурядного пейзажа оно казалось кораблём, плывущим среди невысоких волн.

Это было необычное место. Оно представляло собой гетто, где проводился сложный социально-технический эксперимент. Там могли «жить» только роботы.

Я заметил, что автопилот равнодушен к виду гетто и осматривает другие участки Парижа-3.

Каким он видел наш город? У него в голове платы и схемы. Он видит ими, упорядочивая окружающий хаос в прямых углах, где сходятся потоки световых и электронных сигналов.

Я бросил взгляд за окно и попытался представить себе город его глазами…

Мы как раз пролетали над деловым кварталом, что был застроен похожими друг на друга небоскрёбами. Пространство делилось ими на симметричные фигуры. Участки платформы, проплывающие перед глазами, оказывались невероятно похожими друг на друга, а сам квартал напоминал электронно-оптическую микросхему. Странным образом я будто видел сцену из первых глав книги – где изображался верхний этаж «Сияющего города».

Под нами проплывали ровные ряды крыш небоскрёбов, и между ними текли струи света, многослойные аэропотоки. Они оживлялись снятым запретом на движение личного транспорта. Резкая смена погоды позволила людям вывезти из гаражей спинеры, и теперь они сновали в струе грузовых машин, оборудованных проблесковыми маячками.

Полуденный воздух был оптически чист. Солнце светило так, что неон рекламных вывесок казался непривычно тусклым. Он меркнул в солнечных бликах, что отражались в стеклянных панелях зданий. Блики сливались в замкнутые контуры, а по периметру невероятно похожих друг на друга прямоугольников стен плясали ритмы солнечных зайчиков и отблесков. Голубое небо было свободным от облаков.

Балконы и смотровые вышки наполнились людьми. И неудивительно. Сейчас самое время, чтобы они появились. Полдень – у большинства обеденный перерыв. Выдалась возможность прогуляться по верхнему городу под чистым небом, с которого больше не падает дождь. Ощущать это наяву, а не в Облаке, было непривычно.

Людские толпы, разноцветная гудящая масса, просматривалась до самого горизонта. К середине рабочего дня город набрал большую инерцию движения, которую не смог сбить даже обеденный перерыв.

Грузовой транспорт, многотонные беспилотные махины, продолжали сновать между этажами высотных офисных зданий. Этажи города, огромные железобетонные платформы, пестрели от двигающихся теней, от машин и человеческих фигур. У меня получалось рассмотреть их, настолько оптически прозрачным был воздух.

Из-за обилия транспорта вертикальные транспортные каналы мало просматривались. Сквозь ближайший поток машин виднелись элементы только одного нижележащего этажа.

Пространство между платформами разрезалось группами висящих в воздухе пешеходных мостов, напоминающих тонкие нити. Теперь они пришлись как нельзя кстати, ведь над головой висело чистое летнее небо.

Высоченные громады зданий тянулись к тёплому небосводу, молча и величественно. Снаружи сновали миниатюрные и шустрые летательные аппараты, разносчики готовых обедов, посылок и печатной корреспонденции. Улицы гудели приятно и привычно для городского человека.

В боковом стекле показался жилой сектор верхнего уровня, туристическая витрина города. Мне повезло увидеть впечатляющий момент, когда здания меняют форму.

Геометрия стен, окон и мобильных панелей необратимо изменилась, став неузнаваемой. Этажи сдвинулись относительно друг друга, и дома, устроенные по принципу конструктора, ощетинились подвижными углами. Здания, сложенные из вращающихся блоков, оживили само пространство и заполнили его движением.

По стене ближайшего небоскрёба прошла волна. Этажи продолжали вращаться, деформируя здание. На какое-то мгновение дом стал похожим на огромный, нереальный винт. Между корпусами соседних сорокаэтажных близнецов, принимавших форму парусов, оборачивалась огромная смотровая площадка Саурона. Линзообразное здание, облицованное солнечными панелями, вращалось, подстраиваясь под лучи светила.

С высоты полета спинера картина выглядела ещё более захватывающей, чем изнутри квартала… Где-то внизу, должно быть, находился тот потерянный робот. Однако разглядеть его среди меняющих форму зданий оказалось нереально.

Нашёл ли он себя? Спрашивает ли случайных прохожих, в чём его цель и каков серийный номер? Внезапно меня посетила догадка. Он там как развлечение для туристов, для неведомых ему зрителей. Лишний повод улыбнуться. Вот и всё. Он только создаёт впечатление разумного мыслящего существа. Его цель в том, чтобы спрашивать о ней. Нет смысла его чинить. Он и так исправен, без загрузочного диска и слепка электронной души. Он игрушка. У него лишь имитация разума и свободы воли.

Машина заложила неожиданно крутой вираж. Такой, что я ударился скулой о боковое стекло и потом долго потирал её.

С шефом мы встретились у стойки, за которой сидела секретарша. В свой кабинет он меня не повёл, и разговор состоялся в приёмной. Он только попросил закрыть дверь в коридор.

Леон сказал, что второстепенные дела, которыми я занимался, больше не интересуют контору. К ним можно вернуться позже. Все силы сейчас брошены против прокурорских. Что ж, нам же легче.

Наша контора провела анализ подозрительных дел, которые вели люди, работавшие на прокурора. Основные выводы сделаны. Однако остался ряд мелких дел, которые также обладают признаками фальсификаций, но не попадают в чёткий ствол выводов.

Таким образом, моя новая задача заключалась в том, чтобы ознакомиться с делами и доложить шефу соображения. Леон что-то шепнул на ухо Майе и удалился в личный кабинет. Я уже хотел выходить, как она остановила меня:

– Не убегай далеко. Дела в бумажных папках.

Майа извлекла из-под стойки кипу бумаг и вручила мне. Я посмотрел на закрывшуюся за шефом дверь… Вот и первая странность – мелкие второстепенные дела не ведутся на бумаге. Высшая степень секретности не для них. Обычную уголовку фиксируют в электронном виде для упрощения документооборота.

Шеф оставил секретарше, административному работнику, следственные документы. Очевидно, от неё у Леона секретов не было. Что, скорее, неплохо. Если бы мы друг другу совсем не доверяли, то «МаКо» давно бы потонула и была съедена селёдками.

Я вернулся к себе в кабинет – первый попавшийся оказался незанят – и сразу приказал закрыть жалюзи. Сидеть при свете солнца было непривычно. Когда света слишком много, он бьёт по глазам и мутит голову. Я вновь погрузился в приятный сумрак, положил документы на стол, плащ бросил на спинку кресла и сам развалился в нём.