Габриэль Зевин - Право на рождение. Дилогия (ЛП)

Я подняла руки и сказала:

— Надеюсь, ты уже переболел ветрянкой.

— Мне сделали прививку в детстве, — сказал он, ощупывая мою одежду. — Готово. Как ты справлялась с зудом?

— Пыталась сосредоточить весь зуд в одной-двух точках. Думала, что если я расковыряю один волдырь, то не замечу остальных.

— Ну да. И как, сработало?

— Не так чтобы очень, — призналась я.

Я обратила внимание, что Джекс не сказал ни слова с тех пор, как я вошла. Молчаливость была не в его привычках, и я вспомнила, что сказал Юджи насчет нездорового влияния Джекса на моего брата.

— Привет, Джекс, — поздоровалась я.

— Рад тебя видеть, Анни.

— Так что там случилось сегодня с Лео? Я слышала, что ты был с ним все время.

Джекс запустил пальцы в волосы.

— Ты знаешь своего брата лучше, чем кто бы то ни было. Порой всякое выводит его из себя. Я думаю, что он переживал из-за смерти бабушки и выплеснул это на Микки.

— Но почему именно на Микки, а не, положим, на тебя? Разве ты не стоял ближе?

— Боже мой, Анни, я не знаю. Микки — засранец. Может, он посмеялся над Лео. Кто, черт побери, знает? Я не слежу за своим братом, как и за твоим. — Он повернулся к Толстяку: — Ничего, если я сейчас пойду? Умираю с голода.

Толстяк кивнул:

— Да, но мне нужно вернуться домой к восьми, так что не задерживайся.

— Прости, если был резок с тобой, Анни, у меня полно забот, — сказал Джекс и ушел.

— Не злись на него, должно быть, у него месячные, — заметил Толстяк и направил меня дальше, — тебе лучше идти, если хочешь поговорить с Юрием и Микки.

Кабинет Юрия был в центре раздевалки. Одну стену целиком занимало огромное окно. В сочетании с большим выпуклым зеркалом в верхней части стены оно позволяло легко увидеть, кто входит и выходит, вне зависимости от того, в какой части кабинета стоит наблюдатель. Поэтому я даже не успела постучать, как меня уже пригласили войти.

— Анни, рад тебя видеть, — сказал дядя Юрий, привстав. — Жаль, что тебя не было на поминках, но по твоему лицу видно, что ты все еще болеешь.

— Мне уже лучше, — уверила я и поцеловала его в обе щеки, как велел обычай.

— Привет, Аня, — поздоровался Микки, притаившийся в углу.

Я заметила, что на его щеке был небольшой синяк; с Лео он обошелся гораздо жестче.

— Ты должна была остаться в кровати, — сказал дядя Юрий. — Что тебя вынудило встать, малышка Аня?

— Я пришла принести извинения за поведение моего брата. Лео не всегда думает перед тем, как начать действовать; думаю, он был эмоционально нестабилен из-за поминок.

— Не беспокойся, девочка, — сказал он. — Мы знаем, что Лео, — он подобрал нужное слово, — чувствителен, но мы по-прежнему будем рады видеть его здесь.

Я посмотрела на Микки, согласен ли он.

— Я хочу, чтобы ты знала, что я не сделал ничего, что бы могло его спровоцировать, — сказал тот. — И мне ужасно неловко, что я ударил кого-то, — теперь он рылся в памяти в поисках подходящего эвфемизма, — вроде него. Это недостойно.

— А теперь поцелуй кузину и все забудем, — проинструктировал дядя Юрий.

— Я не болел ветрянкой, — заметил Микки. — Не обижайся, Аня, прививки не дают стопроцентной гарантии.

— Все в порядке, — уверила я. — Как прошел твой медовый месяц?

— Его не было, я не мог бросить работу. Юджи Оно стоял у меня над душой, и мы все еще, представь себе, разбираемся с последствиями отравления фретоксином, хотя прошло уже много месяцев.

— Вы узнали, кто это сделал?

Микки покачал головой:

— Многие начинают подозревать, что это дело своих рук.

— Хватит говорить о бизнесе, Анни не интересно это слушать, — сказал дядя Юрий.

Я кивнула и обернулась к Юрию.

— Может быть, будет лучше, если Лео прекратит тут работать? — предложила я.

— Не стоит, — уверил меня дядя Юрий. — Он прекрасный работник, а то, что случилось, останется без последствий. Скажи Лео, что завтра у него выходной, а в понедельник пусть приходит как обычно.

Дядя Юрий предложил мне чашку чая, но я ответила, что мне пора домой.

— Как у вас дела с тех пор, как Галина отошла в лучший мир? — спросил он. — Ты и твои родные, вы справляетесь?

Я утвердительно кивнула. По правде говоря, мне не казалось, что мы справляемся, но последнее, чего бы мне хотелось, — это помощи Семьи.

Когда я вернулась домой, все было тихо. Из-под двери комнаты сестры был виден свет; обычно это означало, что она занимается. Имоджин мыла посуду, хотя это не входило в ее обязанности. Я пошла на кухню, чтобы поговорить с ней.

— Я приготовила обед и дала твоему брату аспирин, — сказала она.

— Очень вам благодарна. Вы могли бы этого не делать.

Она выключила воду.

— Я очень беспокоюсь о тебе, твоем брате и твоей сестре, Анни. Даже несмотря на то, что Галина мертва, я все равно беспокоюсь о вас.

Я кивнула, и тут мне на ум пришло то, что я сочла хорошей идеей.

— Я надеюсь, вас не оскорбит, если я предложу вам остаться тут на несколько недель? Я знаю, что ваша профессия — сиделка, а не нянечка, но мне правда нужна помощь. И для них обстановка станет более привычной. — Я махнула рукой в сторону наших комнат. — Мистер Киплинг будет выплачивать вам ту же зарплату, что и обычно.

— Только если мне не придется выносить судно. — Она улыбнулась.

— Если вы захотите побыть у нас, можно использовать комнату бабушки.

— Звучит неплохо, Анни. Честно говоря, я надеялась, что ты это предложишь.

Хотя я не слишком люблю нежничанья, я обняла Имоджин. Она широко раскрыла передо мной руки, и было бы невежливо не обнять ее.

Она предложила мне разогреть еду, но я отказалась: желудок все еще бунтовал.

— Тост? — спросила она.

Надо признать, звучало заманчиво.

Она обрезала у хлеба корочки и положила тост на симпатичную фарфоровую тарелочку, а потом отправила меня в кровать.

Когда я вошла в комнату, оказалось, меня там ждал Вин. Он читал книгу.

— О, я и не знала, что ты все еще здесь.

— Ты ушла, не попрощавшись, — сказал Вин, положив книгу на кровать (книга принадлежала Имоджин). — Я не знал, куда ты пошла, и ждал, надеясь, что тебя не убьют. А теперь, когда я вижу, что ты жива, могу и уйти.

Вин встал. Он был почти на голову выше меня, и рядом с ним я чувствовала себя малявкой.

— Прости, я не могла отложить этот вопрос.

— Не могла отложить? Самое лучшее, что ты можешь придумать для извинения?

Он улыбался, когда говорил эти слова.

— Ну, моя жизнь — сложная штука. Мне правда жаль.

Он нахмурил брови и поцеловал меня:

— Ты прощена.

— Я сегодня только и делаю, что извиняюсь. Уже начинаю чувствовать себя самым виноватым человеком на земле.

— Не суди себя строго. Сомневаюсь, что ты — самая виноватая. Земля очень большая.

— Ну спасибо.

— Я уже начал беспокоиться, не убежала ли ты с Юджи. Так ведь его имя?