Кира Измайлова - Ведется следствие

Кто-то мог бы спросить, как можно посвящать пронзительные строки королеве, которая была изрядно старше Яна годами, но дело в том, что он обращался не к Аните Отважненьких (урожденной Беленьких), а королеве – как символу. Ее величество, кстати говоря, прекрасно это поняла, отчего и взяла талантливого поэта под крыло. Она вообще покровительствовала людям творческим. Наверно, потому, что сама не была способна зарифмовать даже две строчки, а всю нерастраченную энергию отдавала гоночным локомобилям…

– Вот, держите, – спохватившись, Каролина сунула Яну охапку исписанных стремительным почерком листов. Пишущая машинка ехала в багажном вагоне – кто же мог знать, что она вдруг потребуется именно сейчас? – Я тут немного отошла от обычной манеры повествования, уж скажите, если что не так…

– А я там тоже, того… размер сменил, – кашлянул Ян. – Поглядите, оно вроде недурно, но как-то больно странно и непривычно…

– Непременно, – заверила Каролина. – А теперь идите, иначе я совсем опоздаю к завтраку!

Стоило Яну открыть дверь, как раздалось: «О, коварная, как вы могли… как вы могли! Я умру по вашей вине, я немедленно умру!».

– Опять он! – простонала Каролина. – Ян, сделайте милость, пригласите снова поручика. Мне с ним как-то спокойнее…

– Непременно. Его к вам прислать?

– Да, пожалуй! Пусть приходит через полчаса, я буду готова… Иначе я просто убью этого мальчишку, и Полу придется поставить печать на мой расстрельный приговор! – мрачно добавила Каролина…

Ровно через полчаса в дверь купе снова постучали. Каролина, уверенная, что это поручик Вит-Тяй явился исполнить свой служебный долг, отворила… и попятилась, потому что в купе вошел огромный букет алых роз. У букета была черноволосая макушка с безупречным пробором и ноги в модных узких брюках и начищенных штиблетах.

– Это для вас, о прекраснейшая! – простонал букет, и Каролина признала Герочку Свищевски.

– Уйдите, – сказала она сквозь зубы, комкая манто. Манто такое обращение не устраивало, оно свалилось на пол и юркнуло в угол, оставив по пути безобразные клочья серой шерсти на безупречных брюках Свищевски. – Немедленно. Иначе я закричу!

– Но разве я желаю вам зла?! – театрально возопил тот, рассыпая розы у ног Каролины. – О, придите же в мои объятья, молю вас!

– Не доросли еще, – мрачно ответила она.

– Чего же вы хотите, о жестокая? Я всю ночь слагал вам стихи, я засыпал вас цветами, я… – Свищевски задумался. – Я недостаточно хорош для вас? Ведь у меня знатная семья, и я единственный наследник!

– Но зачем я вам?

– Вы же знаменитость! Вы… прекрасная женщина! Проявите благосклонность, и у вас будет всё! Решительно всё!!

– Благосклонность какого рода? – уточнила Каролина, как опытный секретарь.

– Э-э… – смешался Свищевски. – Ну… придите ко мне!

– Насовсем или временно? – снова уточнила женщина. – Первое маловероятно, я старше вас, к тому же родители ваши не одобрят подобного. А на «временно» я не согласна.

– Вы не можете быть так жестоки! – вскричал юноша, тараща неопределенного цвета водянистые глаза.

– Могу, – ответила Каролина.

– Тогда я умру!

– Вы повторяетесь, – устало произнесла она.

– Нет! Я… я… выброшусь в окно! – решил Свищевски и ринулся к означенному окну. Однако удар всем худосочным телом и стекло, и рама выдержали, равно как и второй рывок.

– Тут стёкла противоударные, – сказала Каролина, припудривая нос. – А в форточку вы не пролезете, даже не старайтесь.

– Нет, я не отступлюсь! – поняв, что окно не сдается, молодой человек бросился к Каролине, порываясь схватить ее за руку, Каролина быстро прикинула, чем из «аварийного набора», что хранился в ее несессере, будет удобнее плеснуть юнцу в глаза, а некая третья сила легко отнесла Свищевски от дамы и выставила за дверь.

– Прошу прощения за вторжение, – прогудел поручик Вит-Тяй, – однако дверь была открыта, а тут творилось непотребство. Если я не должен был встревать, то готов понести порицание, госпожа…

– Ах, как я вам признательна за вмешательство! – от избытка чувств Каролина на мгновение приникла к могучей груди гвардейца, попутно отметив, что борода у него на редкость ухожена и шелковиста. – А куда подевался этот… юноша?

– Сбежал, – констатировал поручик, выглянув в коридор. – Прикажете догнать и…

– Нет, пусть бегает, – решила Каролина и пнула туфелькой россыпи роз. – Какое безобразие… Впрочем, горничная приберется. Идемте, господин поручик!

За завтраком все хранили молчание, ограничиваясь ничего не значащими замечаниями. Стажер Дубовны спал сидя, и по его покрасневшим глазам было ясно, что библиотеку он всё-таки отыскал. Оперативник Весло был отчего-то мрачен, словно его что-то снедало, его коллега Гребло тоже оказался нерадостен.

Каролина нервно позвякивала ложечкой по краю чашечки и то и дело вынимала зеркальце – посмотреть, не подкрадывается ли с тыла Свищевски.

Прочие члены команды представляли собой воплощенное спокойствие: поручик вкушал – иначе не скажешь – фирменный омлет (он был приверженцем национальной кухни, но прочую предпочитал сперва распробовать, прежде чем уничтожить на корню), доктор читал газету и поглощал крохотные канапе с разноцветной икрой, Пол Топорны выглядел точно так же, как и всегда, то есть немногим отличался от статуи… Ну а генеральный следователь наслаждался прекрасной овсянкой (одного визита Каролины на кухню хватило, чтобы там научились готовить ее правильно) и приятным травяным чаем, а сожалел только о том, что кофе ему сейчас не полагается.

– Господин доктор… – прошелестел кто-то за спиной у Теодора. Это оказался всё тот же проводник. – Господин доктор, пассажир отравился…

– Промойте ему желудок, дайте касторки и позвольте мне дочитать статью, – машинально ответил тот, но тут же спохватился: – Чем отравился? И что, здесь нет штатного врача?

– Н-нет, господин, только фельдшер, он справляется, но это очень сложный случай, мы боимся, что пациент не дотянет до следующей станции… Туда уже вызвали бригаду, но…

– Короче, – отрубил Немертвых. – Кто отравился? Чем? Когда?

– Это г-г-господин Свищевски… – пролепетал проводник, зеленея.

– Ясно. И когда он отравился?

– Вот буквально только что… вы бы слышали, как он кричит, господин доктор! Он ужасно мучается!

– И это подводит нас к последнему вопросу – чем именно он отравился, – кивнул Немертвых, блестя стеклами пенсне. – Ну же?

– Он… – проводник замялся. – Он съел…

– Ну что такое? Не фунт же гвоздей! – нахмурился доктор.

– Нет… – понурился проводник. – Он съел кактус…

– Что-о? – Доктора Немертвых было сложно удивить, но Свищевски справился на отлично. – Где он взял кактус?!