Дмитрий Хоменко - Идентификация эльфа

— Мои бедные детки, как мне будет вас не хватать, — слезы ручьем потекли из глаз Гертруды.

— Жизнь — жестокая штука, — внес свой посильный вклад в философское осмысление происходящего Вильгельм и, впрягшись в повозку, двинулся в путь. Гертруда тщательно вытерла слезы и последовала за супругом, держась от него на почтительном расстоянии.

Вильгельм умел жить в гармонии с самим собой. Когда он дотащил повозку до города, то был уже абсолютно уверен, что весь мир стыдливо опустил глаза и судорожно искал способ поскорее вернуть все, что успел задолжать старому эльфу за его долгую серую жизнь. Разыгравшееся воображение Вильгельма окончательно убедило его в том, что сразу же за границей Либерии начинается сказка, его личная сказка. Повозка сразу же стала почти невесомой, а на лице эльфа появилась блаженная улыбка, отсутствовавшая на этом месте с незапамятных времен.

Встречавшиеся на пути Вильгельма существа, в отличие от остального мира, не спешили стыдливо опускать глаза. Большинство из них просто не замечали добровольного изгнанника, как не замечали торговцев пирожками на полный желудок и продавцов газет — на пустой. Все они выбрались в эту раннюю пору из дома не для того, чтобы разглядывать странного эльфа, решившего бросить их на произвол судьбы. Что касается самих торговцев пирожками, продавцов газет и прочих тружеников сферы уличных экспресс — услуг, то они, конечно, обратили внимание на аномальное явление, но больше, чем на открытые от удивления рты их не хватило. И только эльфы, издалека завидев Вильгельма с повозкой, спешили нырнуть в ближайшее кафе или магазинчик, чтобы там поделиться со случайным собеседником своими идеями по поводу смысла бытия. Их глубокомысленных рассуждений хватало ровно на столько, чтобы Вильгельм успел протащиться мимо. Тогда эльфы снова выскакивали на улицу и тут же нос к носу сталкивались с Гертрудой и ее внушительным чемоданом на колесиках. Гертруда была самкой практичной и с хорошо развитым чувством меры, не раз облегчавшим ей существование. Ее совершенно не беспокоил тот факт, что весь мир не спешит стыдливо опустить глаза, — с нее было достаточно и того, что глаза опускали эльфы, которые так и сыпались ей под ноги из уличных кафе и магазинчиков.

На выходе из города вдохновение попрощалось с парочкой изгнанников, и дальше тащить вмиг потяжелевшую повозку Вильгельму пришлось самому. Но недолго. Довольно скоро его нагнала Гертруда. На ходу прицепив свой чемодан на колесиках к повозке, она поравнялась с супругом и, схватившись рукой за оглоблю, переложила на нее часть своего веса.

— А помнишь, Вилли, как мы шли с тобой к алтарю, держась за руки? — спросила Гертруда супруга, когда тот начал подозрительно пыхтеть. Чтобы пыхтение стихло окончательно, пришлось закатить глаза и мечтательно добавить. — Почти как сейчас.

Вилли ничего подобного не помнил, но поверил супруге на слово. К тому же у него были проблемы с шейными позвонками, и он предпочитал смотреть вперед, а не оглядываться назад. Вот и сейчас эльф временно потерял способность думать, потому что все его мысли улетели далеко вперед. Вместо мыслей в его голове как в калейдоскопе появлялись разные картинки из будущего, его будущего.

В первую очередь он увидел опостылевший маяк, но не «в живую», а на фото в газете и в разрушенном виде. В очень разрушенном виде. Текст трагического сообщения под фотографией эльф перечитывать не стал, — и без того на душе у него стало тепло и уютно. К тому же Вильгельм уже разглядывал другую картинку, заставившую его учащенно бьющееся сердце замереть на несколько мгновений. Он увидел огромный бочонок крепленого пива. Точно такой Вилли видел каждый год в витринах супермаркетов во время пивных фестивалей, но еще никогда не позволял себе купить. До сегодняшнего дня он вообще пил только легкое цветочное пиво, потому что его бесплатно раздавали на эльфийские праздники, или водку, потому что он был существом практичным и всегда предпочитал процессу пития конечный результат. Теперь же запотевший от холода бочонок в его воображении выглядел куда реальнее, чем витринный. Потом Вильгельм увидел Гертруду, помолодевшую, похудевшую, ловко орудующую на кухне, и почувствовал какой–то подвох. Он мог запросто поверить в разрушенный либерийский маяк, халявное пойло, но не в скрытые добродетели своей супруги. Отсутствие веры камнем потянуло эльфа вниз, в грубую реальность, в которой его супруга все также «помогала» ему тянуть повозку в светлое будущее, а путь в него неожиданно перегородили два странных существа: кот в красных сапогах и крот с неестественными голубыми глазами и раздражающим запахом свежевыпитого крепленого пива.

Вильгельм остановился и угрюмо уставился на странную парочку, в свою очередь, нагло разглядывающую его с головы до ног. Гертруда, заметившая преграду раньше Вилли, успела даже пожалеть, что из–за оглобли не может укрыться за спиной супруга. Крот тем временем начал откровенно ерничать, чем окончательно убедил эльфийскую пару в неотвратимости непредвиденных проблем.

Все, что происходило дальше, можно было смотреть с выключенным звуком, как какое–нибудь ток–шоу. Каждому персонажу была отведена своя заранее расписанная роль. Кто–то изображал из себя клоуна, кто–то — философа, кто–то — корчил из себя дурачка. При этом текст не имел ни малейшего значения. Потому что клоун на самом деле смеялся над зрителями, философ оказывался обыкновенным циником; плевать хотевшим на древнее философское течение; дурачок — умником, который в итоге все равно оставался в дураках; а весь разговор в итоге всегда сводился к одному и тому же, — к деньгам. Деньги — вот единственная причина обретения дара речи живыми существами, единственная сила, способная даже безнадежного тупицу превратить в такого себе извращенного Эзопа.

— Жизнь — жестокая штука, — смиренно объявил Вильгельм, когда нарезавший круги вокруг повозки Гермес непостижимым образом вытащил из чемодана на колесиках связку штопанных носков, набитых пачками денег.

— И чем же тебе не угодила жизнь? Тем, что ты так и не смог накопить на приличное портмоне? — язвительно поинтересовался крот.

— Мы всю жизнь себе во всем отказывали, — дрожащим голосом заявила Гертруда и зачем–то добавила, — ради детей.

Тут уж вмешался Бегемот, мертвой хваткой уцепившийся во фразу о детях.

— Насколько я вижу, детей с вами нет. Так может и деньги уже не нужны?

Его вопрос значительно приблизил развязку. Гертруда предъявила свой последний аргумент, доселе не дававший сбоев, — она упала на колени и истерически завыла. Вильгельм наоборот не издал ни единого звука, но его глаза, приклеившиеся к заштопанным носкам, стали наливаться кровью.