Дмитрий Самохин - У черного дуба с красной листвой

– Подбрось и выбрось, звучит как на рекламном плакате, – оценил я. – И какая роль в таком случае выделена нам?

– Наблюдателей. Чтобы ни случилось, не вмешивайтесь, – потребовал Херувим.

– А что может что-то случиться? – насторожился Красавчег, делая грозный вид.

– Ничего такого, что мы не могли исправить.

– Хороший ответ, – оценил я. – И когда же мы уже начнем?

На поле Ключей, лежащем на северной окраине города, дул пронизывающий ветер. Приближалась зима, и с каждым днем становилось все холоднее. Психоделический, надо сказать, пейзаж. Странное место для начала знакомства с чудесами Большого Истока. Никто не помнит, почему это поле называется поле Ключей, но с самого заселения города альтерами, это место было безлюдным. Здесь не строили дома, никто не пытался засеять это поле, или распахать под картошку. Оно всегда было ничейным, брошенным, забытым. Еще одна странность. Все знали об этом поле, но в то же время старались о нем не вспоминать. Надо будет подумать об этом на досуге, сходить в городской архив, перетрясти подшивки документов, может и всплывет что интересное. Сделал я пометку на полях.

– А вот прямо сейчас и начнем, – сказал Херувим.

Люциус Гракх уже пришел в себя и лучился счастьем. Выглядел, честно сказать, клиническим идиотом. Все-таки страшный человек этот Толя Водила. Надо будет с ним поговорить. Ковалев напротив выглядел встревоженным и опасливо смотрел по сторонам, ожидая все самое нехорошее, что могло случиться.

Херувим взял под руки инквизитора и Ковалева, вывел их в темный круг, расчищенный от травы, и отпустил. Несколько минут он рассказывал им, как себя вести на Большом Истоке, что можно делать, что нельзя и прочие пункты техники безопасности. Скучно, аж жуть.

– Я сейчас взорвусь. Не понимаю, зачем мы тут нужны. Отправили их в этот тур, и можно быть свободными, пить виски и курить сигары на твоей веранде, – заявил Красавчег.

– Подбрось и выбрось, мне откуда знать, – возмутился я.

Херувим закончил зачитывать технику безопасности и заявил:

– Добро пожаловать в мир чудес.

В следующее мгновение, мы и опомниться не успели, как он расправил крылья и взмыл вверх, прихватив с собой Люциуса Гракха и Ковалева.

– Предупреждать надо, – флегматично заявил Ник Красавчег.

– Белдык Малдар, – авторитетно заявил Дима Стекляшка и виртуозно опрокинул рюмку водки.

В его мастерстве никто конечно не сомневался. Но пить в компании инквизитора и пропавшего обычника, сидя на потолке в перевернутом состоянии, это не всякий может. Тут особый талант надо уметь.

Наблюдать за ними было неудобно. Все время приходилось выскоко задирать голову, отчего вскоре начинала болеть шея.

Дима даже на потолке умудрялся конкретно хряпнуть, в то время как Люциус Гракх и Ковалев выглядели обиженными детьми. Все что им удалось налить, проливалось мимо рта на пол. Но это продолжало их веселить. Выглядели они довольными и сытыми, словно только что съели молочного поросенка целиком.

– А что означает это Белдык Малдар? – спросил Коля Херувим.

– Если бы я знал, это ведомо только Стекляшке, а от него сейчас ничего толком не добьешься, – сказал Ник Красавчег. – И долго им еще осталось. Весь день по городу носимся как оглашенные. То Магистр их с мальчиком-вселенной знакомит, то метаморфы им фокусы показывают, теперь вот Стекляшка обучает искусству пить на потолке.

– Подбрось и выбрось, я думал, что после полета все закончится. Ты как взмыл в небо, тут любой обычник наложил бы в штаны со страху, – сказал я.

– Талант у меня такой. Со мной летать безопасно. Любой альтер летать умеет, ну практически любой. А я не летаю, я живу этим, за то Херувимом и прозвали, – пояснил Коля. – А это испытание последнее. Мы их по сокращенной программе гоняли сегодня. Если бы по полной, то это дня на три могло бы затянуться.

– И какой в этом смысл? – спросил Красавчег.

– Для нас деньги. Бизнес есть бизнес. А для обычников, возможность побывать в мире чудес. Испытать на себе что такое альтеры, как удивителен мир Большого Истока.

– Ну, положим, на потолке мы не пьем, и гонки метаморфов не устраиваем каждый день, – возразил я.

– Но мы могли бы это делать, а они нет. В этом самая главная разница. Понимаете, преподобный. Ради того, чтобы увидеть это, обычники к нам и едут.

– А как вы их обратно отправите? Я узнавал у народа, никто не знает, как они к нам попадают.

– Это наш секрет фирмы. Не волнуйтесь, преподобный. Все окажутся дома здоровыми и довольными, с массой положительных воспоминаний и парочкой сувениров. Все как положено после посещения курорта.

– Только теперь надо будет лавочку то прикрыть. Так и передайте Прокопычу. Мы уже получили одного нежданного инквизитора, как бы прознав про такой курорт, инквизиторы к нам толпой не повалили, – задумчиво произнес я.

– Я передам ваши пожелания Прокопычу, – сказал Херувим.

– В таком случае мы откланиваемся. Наши герои в ваших надежных руках, нам здесь делать больше нечего.

– Всего хорошего. Преподобный. Шериф.

Херувим склонил голову в знак уважения.

В это время Марк Щупальца протянул к потолку руки и поставил на перевернутый стол свежую бутылку виски и два стакана.

Мы направились на улицу.

– Все хорошо, что хорошо кончается, – сказал Ник Красавчег и зажег свет на веранде.

Смеркалось. Теперь осенними вечерами мы сидели при свете электрической лампочки под потолком, которую так любили мотыльки и мошкара летом.

– Будем надеяться, что все кончилось. Только что звонил Херувим, доложил, что Люциус Гракх и Ковалев доставлены на Большую землю.

– Что-то мне подсказывает, что мы Ковалева этого еще увидим. Если его талант опять проснется, то для нас это не пройдет незамеченным, – сказал Ник Красавчег.

– Будем надеяться, что это произойдет нескоро. Пусть поживет в удовольствие, спокойно и тихо. А там посмотрим. Меня сейчас больше Прокопыч волнует. Как думаешь, он остановит свой аттракцион?

– Время покажет, преподобный. Время покажет. А не выпить ли нам по рюмочке? – довольно потер руки Ник.

– Подбрось да выбрось, почему бы нет, – согласился я.

Дождь поливал всю ночь, а я не мог уснуть, маялся приступом осенней хандры или как там называется, когда копаешься в себе, все время недоволен, и кажется, что ничего не сделано, все напрасно, а тебе уже столько лет, что назад ничего не вернуть, а хорошего уже и не сделать. Впрочем, бутылка виски и крепкие сигары излечивали от любой хандры. Подбрось и выбрось, разве я не преподобный Крейн. Мне ли быть в печали. Это все осень, ее поступь.

Под утро я погрузился в дремоту и собирался проспать весь день, благо службы сегодня нет, и никаких срочных дел тоже. Можно и отдохнуть от всего. Но как назло, вмешалась судьба, злой рок, или как там это называется. Звонок во входную дверь вырвал меня из сна. Накинув халат на голое тело, я отправился открывать. На ходу сочинял, каким карам подвергну негодяя, который осмелился меня разбудить.