Надежда Попова - Утверждение правды

— И что же вы мне предлагаете, майстер инквизитор? — нахмурился тот. — Солгать Его Величеству?

— Что вы, такой жертвы я от вас не жду. Я просто хочу, чтобы вы дали мне время во всем разобраться.

— Вас не интересует возможность связаться со своими?

— Откровенно говоря, не очень, — подтвердил Курт невозмутимо. — Primo, такая передача сведений через десятые руки — слишком медленна. А secundo … Не знаю, осознаете ли вы, насколько невероятно все, что случилось; если нет, я поясню. Люди, обитающие в эти дни по соседству с вами, — это избранные. Проверенные сотни раз, десятки раз подставлявшие себя под удар, рискующие жизнью в местах и событиях, при одном упоминании о которых могут поседеть излишне впечатлительные слушатели. Это люди, в чьей преданности до сих пор было невозможно усомниться. Вы не можете не понимать, что это значит для Конгрегации. Сейчас о столь досадном casus’е известно мне, известно моему помощнику и инструктору, а еще — вам (постороннему человеку) и вашим людям (для нас и вовсе чужакам); и в любом случае, это станет известно многим из присутствующих в лагере. Об этом рано или поздно узнает Император, а там — и какое-нибудь его доверенное лицо. Секрет, известный целой толпе. Сведения об этом, разумеется, попадут к моему начальству, однако, если это произойдет при посредстве императорского двора, знать о случившемся будет половина Германии. А я не хочу давать нашим противникам в руки столь удобное оружие против нас, не хочу подрывать веру молодых следователей. Не хочу, чтобы хоть один лишний человек был в курсе этого incident ’а. Тем более не хочу, что вина нашей стороны еще не доказана, и раздувать провокацию, которая уже не раз случалась в истории Конгрегации, я не желаю.

— Откровенно, — одобрил фон Редер, — и я вас даже понимаю. Не хочу и думать о том, как бы я себя чувствовал на вашем месте. Однако я не могу поступиться своим долгом ради сохранения иллюзии единства в душах вашей братии.

— Если вы не станете поднимать волну сейчас, это будет на руку не только мне, но и пойдет на пользу дела.

— Да неужто, — скептически отозвался барон. — И каким же образом?

— А вы вообразите себе, господин фон Редер, — предложил Курт настоятельно. — Просто представьте дальнейшее развитие событий в этом случае. Вы станете запрещать мне активные действия, ссылаясь на то, что вскоре прибудет «подкрепление», которое, говоря правдиво, таковым не является. Но оно прибудет, и прибывшие будут вмешиваться в дело, о котором не имеют понятия и при завязке которого не присутствовали. Меня отодвинут от ведения расследования и попытаются провести его своими силами. Не хочу порочить служителей Императора, но, думаю, вы понимаете, что служители Конгрегации все же более опытны в подобных вещах. Это первая причина, весьма немаловажная, но не единственная. Есть и вторая. Наследника попытаются увезти; мало того, это даже может получиться. И тогда, если я прав, если со стороны за происходящим наблюдают, эти сторонние наблюдатели исчезнут отсюда, не только поняв, что их план сорвался, но и потеряв надежду на его воплощение позже. И даже если свершится чудо, если прибывшие сюда люди сумеют вычислить виновника, если он расколется и выдаст всех и всё, половина полученных от него сведений не будет иметь смысла. И уж тем более скверно обернется дело, если виновный все-таки среди ваших, а не наших людей. Он просто покинет лагерь вместе с прочими, и тогда уже никто и ничего не узнает… Позвольте мне сделать мою работу, господин фон Редер, — повторил он, замолкнув на миг, дабы дать барону время осознать сказанное. — Просто дайте мне возможность — и я найду вам убийцу.

— Ваши суждения звучат малоубедительно, — не сразу отозвался тот и, вздохнув, повторил: — Малоубедительно. Но не бездоказательно вовсе. Скрепя сердце, соглашусь с вами в том, что на вас, вне зависимости от моего к вам отношения, у меня больше надежды, чем на сколь угодно приближенных к Его Величеству людей. Как я уже говорил — уверен, молва достаточно правдива в отношении ваших талантов дознавателя. Однако вы хотите поставить меня в весьма сложное положение, майстер инквизитор. Я не могу промолчать или солгать Его Величеству, а потому решим дело таким образом. Четыре дня назад я отослал письмо, в своем роде доклад о ситуации, где было написано, что все идет как задумано, что все в порядке. Через три дня наступает срок, когда должен быть составлен и отправлен мой следующий отчет, в котором я опишу все, что случилось в этом лагере, и для нас обоих будет лучше, если мне найдется, чем оправдать мое молчание в течение этих трех дней.

— Значит, время вы мне даете, — подытожил Курт, и барон повторил, четко выговаривая каждое слово:

— Три дня. Только три дня, майстер инквизитор.

Около двух недель назад, сентябрь 1397 года,

академия святого Макария Иерусалимского

В свое пребывание в академии Курт встречал Сфорцу исключительно в двух местах: на плацу, где кардинал, не утомляющий себя и курсантов проповедями о честной брани, преподавал оным основы и премудрости кинжального боя, либо, изредка, в аудитории, где тот читал лекции по истории Церкви — большею частью на латыни, ибо по вине ужасающего итальянского акцента воспринять немецкий Его Высокопреосвященства можно было лишь с известным трудом. Покинув стены alma mater , Курт долгое время не видел кардинала вовсе, и лишь в последние годы, приблизившись к некоторым тайным и не всем доверенным деяниям и знаниям, он стал встречаться со Сфорцей чаще, но теперь в совершенно иной, чем прежде, обстановке.

Сейчас эти встречи происходили либо в ректорской зале, либо здесь, в этой небольшой комнате. Именно здесь кардинал, то хмурясь и тихо ругаясь на родном наречии, то довольно ухмыляясь, извещал о последних новостях из папского окружения, могущих иметь влияние на ситуацию в академии, государстве или напрямую в работе следователя Гессе, из чего, учитывая вечно возникающие и исчезающие чехлы или запертые шкатулки, можно было сделать вывод, что сия комната является хранилищем и перевалочным пунктом для переписки Сфорцы с de jure начальствующим над ним Римом. Порою, правда, новости были такие и звучали так, что напрашивалось и еще одно заключение: сведения пронырливый итальянец получал не только из официальных источников, и эта информация носила характер куда более внятный и детальный.

В его отсутствие дверь была на замке, хотя изредка случалось, что можно было толкнуть ее и войти, не обнаружив за ней кардинала, и тогда навстречу вошедшему поднимался человек, объявившийся в академии пару лет назад и известный даже по имени весьма немногим. Единственное, что будущие и нынешние следователи могли вывести из своих наблюдений, это то, что сей подтянутый юный шатен является доверенным лицом Гвидо Сфорцы. Откуда он вдруг взялся и каким образом обрел столь значимое место в макаритском управлении, сказать не мог никто, даже Бруно, получивший (и как сегодня оказалось, неспроста) весьма высокий доступ к многочисленным тайнам академии, и лишь, опять же, следуя по пути логики, можно было понять, что родом сей secretarius происходит из тех же мест, что и его сановный работодатель.