Артур Крупенин - Энигматист [Дело о Божьей Матери]

«Ну как?» — лаконично интересовался он.

«Как ты и предупреждал — „Wow!“», — честно ответил Глеб. Ведь из текста еще одного найденного Хелиотисом письма, написанного все тем же Дмитрием Костинари, выходило, что он являлся или по крайней мере считал себя дальним потомком некоего Афанасия Костинара, также известного под именем Афанасия Никомидийского, служившего личным секретарем у одного из римских императоров. Мало того, из письма следовало, что согласно семейному преданию Афанасий приходился всесильному Августу не только помощником в канцелярских делах, но и близким другом. Но самым интересным было то, что упомянутым императором оказался Юлиан II, вошедший в историю под именем Юлиана Отступника. Этот правитель был убежденным язычником и в свое время даже пытался повернуть историю вспять, отменив главенство христианства и возвратившись к исконно римскому Пантеону.

Глеб с тайным наслаждением почувствовал приступ волнения, обычно предшествующего любому мало-мальски значимому открытию. Ну и ну, еретик на еретике! Это совсем не похоже на случайность.

Настрочив благодарное письмо Хелиотису и попросив его продолжать поиски, Глеб ощутил волчий голод и отправился на кухню.

В ознаменование находки, а также в честь Хелиотиса ему захотелось приготовить что-нибудь этакое в греческом духе. После недолгих размышлений и изучения содержимого холодильника выбор Глеба склонился в пользу фаршированных кальмаров и закуски под названием цацики, которую сам Глеб называл «дзадзики», ибо именно так это слово и звучало по-гречески.

Нашпиговав тушки кальмаров овощами, он уложил их на шкварчащую сковороду, а сам принялся колдовать над следующим блюдом, отчаянно пытаясь добиться правильной консистенции. Стоит заметить, что хотя паста, приготовленная из йогурта, огурца, чеснока и оливкового масла, исконно считается самостоятельной закуской, Глеб самым революционным образом задумал дерзко нарушить сложившиеся устои. Живописно разложив еду на тарелке, он, презрев обычаи, решительно отмел «дзадзики-цацики» в качестве entrée и, причмокивая, принялся макать туда кальмары, как в соус.

М-м-м! Experimentum scientificum [3] Научный эксперимент (лат.). определенно удался. Очень гордясь тем, что сегодня он, кажется, внес личный вклад в расширение кулинарных границ, Глеб снова вернулся мыслями к письму Хелиотиса.

А что, если и в самом деле существует какая-то мистическая связь между язычеством Юлиана и отлучением от церкви далекого потомка его секретаря и друга?

Тонкие пальцы Зины привычными движениями водили спицами. Столь старомодное для юной девушки занятие объяснялось довольно просто — Зину воспитала бабушка. А потому, несмотря на юный возраст, она умела не только шить и вязать, но еще и знала наизусть большинство рецептов, упомянутых в почти развалившейся от старости «Книге о вкусной и здоровой пище», первую страницу которой открывала напыщенная цитата из трудов Иосифа Сталина. После недавней бабушкиной смерти Зина почти не открывала эту книгу — боялась воспоминаний.

К слову, в умирающем ныне искусстве рукоделия было немало практического толку. Стесненной финансовыми трудностями студентке умение делать вещи своими руками позволяло не только содержать в порядке свой скромный гардероб, но и вносить в него некоторую винтажную изюминку. Впрочем, в отличие от основной массы девушек ее возраста, Зинаида никогда не была зациклена на шмотках. Скорее наоборот. Сердобольная Аня даже периодически предлагала поделиться с подругой своими вещами, благо обе носили один и тот же размер. Зина упорно отказывалась. Она предпочитала одеваться на свои. Хотя своих, надо сказать, катастрофически не хватало.

Кроме чисто экономической пользы вязание было хорошо еще и тем, что позволяло отрешиться от всякого беспокойства, мешающего сосредоточиться. Зина всегда садилась за вязание, когда сильно переживала. Последнее время ее переживания приобрели регулярный характер, что привело к резкому приросту числа связанных вещей. Часть из них Зина тут же распускала за ненадобностью. Сматывая шерсть в клубок, она временами ощущала себя точь-в-точь известной гомеровской героиней, правда, за вычетом женихов.

Отложив спицы, Зина подсела к столу и раскрыла тетрадь в клетку. Еще раз просмотрев свои записи, она с удовлетворением вернулась к рукоделию. Ему должно понравиться.

История с расследованием, как и надеялся Глеб, наконец-то стала действовать наподобие новокаиновой блокады. За последние два дня он почти не вспоминал о той, о которой нельзя вспоминать. Теперь все мысли Глеба были сосредоточены на последней находке Хелиотиса.

Уж коли Дмитрий Костинари упомянул Юлиана, правившего в четвертом веке, речь определенно идет о Римской империи. И в этом случае имеет смысл, не откладывая, обратиться к итальянским архивам. А значит, пришла пора связаться с Пьетро Ди Дженнаро.

Друзья шутливо звали этого уроженца Сицилии доном Пьетро, а прочие уважительно обращались к нему не иначе как «дотторе» или «профессоре». Ди Дженнаро был мегавеличиной в мире антиковедения, а в неформальной обстановке — добрым, симпатичным малым. Когда-то Глебу довелось поработать на итальянском раскопе под руководством этого признанного мэтра, жившего на зависть яркой жизнью в окружении древних артефактов и молоденьких женщин.

Последний раз они виделись в прошлом году в Риме. Ди Дженнаро тогда сделал ему предложение по работе. Глеб, слишком поглощенный в то время романом с Мариной, не торопился его принимать. Теперь все было иначе.

В красках расписав в письме итальянцу невероятные детали истории происхождения обеих икон и приложив сенсационную переписку с Хелиотисом, Глеб почти не сомневался, что азартный Ди Дженнаро обязательно загорится и, наплевав на свою занятость, выкроит время для того, чтобы поучаствовать в поисках. Как и было рассчитано, заинтригованный дон Пьетро откликнулся почти мгновенно.

«Твое письмо застало меня в Риме. Увлекательная история. Захочешь — не придумаешь. Завтра же займусь. Однако везетжетебе на находки».

Щедрый на праздники май прямо посреди недели подкинул очередной выходной. Прихватив за компанию товарища по следственной группе, Лучко с ветерком мчался по кольцевой. Заметив указатель съезда на Щелковское шоссе, он притормозил и перестроился.

Капитан решил воспользоваться свободным днем и своими глазами осмотреть поляну, ставшую причиной ссоры между отдыхающими из Москвы и группой неизвестных. Однако за пределы МКАД Лучко привело не только это.

Идея была донельзя проста. Поскольку инцидент с кортиком случился в праздники, существовала определенная вероятность того, что застолбившая площадку компания может появиться на излюбленном месте в любой нерабочий день. Например, такой, как сегодня.