Артур Крупенин - Энигматист [Дело о Божьей Матери]

Очень скоро к нему присоединились Ди Дженнаро и переодевшаяся в сногсшибательный туалет госпожа Руффальди. Собственно, вся сногсшибательность заключалась в какой-то совершенно неземной грации Франчески, тонко подчеркнутой простым, но невероятно элегантным платьем. Обсудив погоду и вознеся заслуженные хвалы красотам города, они приступили к заказу.

Разобравшись с закусками, дон Пьетро остановился на барашке, запеченном в пармезане, а соскучившийся по качественным морепродуктам Глеб после долгих колебаний выбрал равиоли с чернилами каракатицы, нафаршированные нежным филе тюрбо и подаваемые с соусом-пюре из моллюсков. Руффальди заказала самое последнее в списке мясных яств блюдо — бифштекс по-флорентийски.

В ожидании горячего Глеб попытался завязать с Франческой светский разговор. По итальянскому обычаю они говорили на «ты».

— А надолго ты во Флоренцию?

— Думаю, до конца месяца.

— Прекрасно. Представляю, сколько мы причинили тебе неудобств.

— Неудобств? Отчего же? Я как раз обещала маме, что проведу в родительском доме по крайней мере недели две. Так что можешь не чувствовать себя в долгу. И, кстати, если понадобится, я буду даже рада возможности вырваться из деревенской глуши. В общем, не стесняйся, звони.

В родительском доме? Так вот почему, делая заказ, Франческа фамильярно назвала бифштекс по-флорентийски просто бифштексом. Так поступают только коренные флорентийцы да жители окрестных районов.

— Скажи, а что привело столь привлекательную особу в мир науки? — попытался сделать неуклюжий комплимент вконец очарованный Стольцев. Судя по реакции Франчески, комплимент не удался.

— А ты, как я вижу, из тех, кто отказывает женщине в праве на использование мозга по прямому назначению?

— Прости. Это вышло случайно.

— Совсем забыл тебя предупредить: этой дамочке палец в рот не клади, — хихикнув, заметил Ди Дженнаро.

— Я уже и сам понял, — сконфуженно пробурчал Глеб.

— Можно я перефразирую? — снова вмешался в разговор дон Пьетро. — Наш друг лишь хотел поинтересоваться, чем руководствуются красивые женщины, выбирая тернистый путь науки.

— Амбициями, как и вы, — ответила Франческа, все еще сохраняя довольно строгое выражение лица.

— Ну хорошо, хорошо. — Глеб поднял руки. — Но я хотя бы могу спросить, почему ты выбрала историю религии?

— Все дело в моей семье, — улыбнувшись ответила синьорита Руффальди. — Так вышло, что мы придерживаемся различных вероисповеданий. Но давай лучше поговорим о твоих делах. Судя по рассказам Пьетро, ты подозреваешь, что в похищении икон в России замешаны мои соотечественники?

— Что ты! Речь идет вовсе не о моем личном предположении, — поспешил объяснить Глеб. — Это версия итальянской полиции.

— И считается, что в деле замешаны какие-то религиозные экстремисты, верно?

— Кажется, да.

— Тогда мне нужно знать подробности. Чем больше у меня будет информации, тем скорее я смогу чем-то помочь.

Он с удовольствием исполнил просьбу. Судя по заинтересованным вопросам Франчески и ее веселому щебетанию, ледок, некстати образовавшийся по оплошности Глеба, кажется, растаял.

Принесли горячее. Ди Дженнаро предложил на время забыть о разговорах и насладиться едой. Предложение было единогласно одобрено. Притупив голод угольно-черными от чернил каракатицы равиоли, Глеб заглянул в тарелки сотрапезников. Более всего впечатляла порция Франчески. Несмотря на то что примерно половину объема, как и положено, составляла массивная кость, оставшаяся часть все равно поражала размером. Глеб, конечно, знал, что уважающий себя повар никогда не допустит, чтобы его bistecca fiorentina оказалась весом менее тысячи двухсот граммов и высотой ниже трех сантиметров, но шеф «Ло-Страваганте», похоже, уважал себя сверх всякой разумной меры. Несмотря на внушительный размер тарелки, мясо свисало с краев, почти касаясь белоснежной скатерти, что, кажется, было сделано специально, как знак то ли особого шика, то ли особого расположения.

Хищно осмотрев груду мяса, безжалостно заливавшую стол алым соком, госпожа Руффальди удовлетворенно классифицировала ее как colossale и, не мешкая, вонзила в бифштекс нож и вилку.

Глеб зачарованно наблюдал за происходящим. Понятное дело, мясо такой толщины обязано быть, мягко говоря, кровавым, и очень скоро свет, отбрасываемый на лицо Франчески сине-зеленым абажуром, придал ей некоторое сходство с действующими лицами популярной киноэпопеи «Сумерки», что, впрочем, сделало ее еще прекрасней.

Для приличия оставив недоеденным небольшой кусочек, Франческа не без сожаления отдала тарелку официанту. Заказав десерт, она вернулась к разговору.

— О неопаганизме я могу говорить бесконечно. Для меня это и хобби, и тема диссертации. Вообще-то большинство исследователей ведут отсчет истории возрождения язычества в Италии от начала двадцатого века и связывают его с именем Артуро Регини, между прочим, уроженца Флоренции. Считается, что именно Регини, по образному выражению автора одной из посвященных этой теме монографий, «засеял поле, находившееся под полуторатысячелетним паром, семенами из архаичных закромов…».

— Как я понимаю, ты с этим не согласна? — спросил Ди Дженнаро.

— Действительно, я придерживаюсь иной точки зрения. По моему мнению, эта история началась гораздо раньше, еще в четвертом веке, после того как было официально запрещено любое отправление языческих культов не только в общественных местах, но и дома, в частном порядке. Но, несмотря на запреты и суровые наказания, язычники не перевелись в одночасье. Они всего лишь ушли в подполье.

— Подполье продолжительностью в пятнадцать веков? — с сомнением переспросил Глеб.

— А почему бы и нет? Христиане веками и не без успеха таились от господствующей религии. Так почему же мы должны отказывать в стойкости убеждений язычникам?

Официант принес поднос со сладким. Оглядев содержимое, Франческа подцепила кусочек сваренной в вине груши.

— Я, признаться, очень сомневаюсь, что похищения — дело рук сторонников Исконной Веры. Эти организации обычно строго придерживаются закона и до сих пор не были замечены ни в чем предосудительном. Они всего лишь почитают богов, доставшихся нам в наследство от Древнего Рима, отмечают языческие праздники да используют латынь в качестве языка общения с единоверцами.

— Но тогда кто же за всем этим стоит? — спросил Ди Дженнаро.

Франческа задумалась.

— Не знаю, что и сказать. Единственными представителями этого течения, кого иногда почем зря причисляют к экстремистам, я бы назвала секту «Двенадцатибожников».

— «Двенадцатибожников»? — переспросил Глеб, многозначительно посмотрев на Ди Дженнаро.