Елена Клещенко - Файлы Сергея Островски

Я думал, ей лет сорок-пятьдесят. Ладно, тяготение пониженное, но темп… Парней возле нее просто не видно. Она что-то празднует, вдруг подумал Сергей. Ставлю месячное жалованье против чашки кофе, тут не просто любовь к танцам. Если бы она ТАК любила танцевать, сидела бы на Земле. Осанка, взгляд, поворот головы… К делу этого не подошьешь, но Кэтрин Хиггс очень счастлива.

Скрипка вывела последний стремительный росчерк, финальные ноты заглушило аплодисментами и воплями. Коллеги обступили доктора Хиггс и повели за столик. Аруна напевала мелодию танца и хлопала в ладоши, Эрвин угодливо предлагал начальству стакан с лимонной водой, и даже на бородатой физиономии Йозефа появилась улыбка. Сергей незаметно пристроился рядом.

— Кэтрин, а почему ты не работаешь руками, когда танцуешь? — Эрвин как бы невзначай положил свою руку на спинку стула начальницы — похоже, принципы спасовали перед привычками. — Это специально?

— Специально. Моим предкам, — она чуть задыхалась, — священники говорили, что делать движения руками во время танцев — распутство.

— А… э-э… делать движения ногами, вот вроде тех, что мы сейчас видели — это не распутство, по их мнению?

— Трудно ответить. Скорее всего, этого просто не смогли запретить.

По лицу Эрвина было видно, что данная идея сильно подействовала на его воображение.

— Все не так плохо. Любое ограничение стимулирует…

— Изобретательность?

— В том числе. И создает стиль.

Ирландский вечер продолжался, молодежь уже исполняла «Мика Магвайра» под тот же стрингборд и синтез-скрипку. Пели на нескольких языках одновременно.

— Майкл, а вам понравилось?

Сергей пару раз моргнул и прочистил горло.

— Доктор Хиггс… я в восхищении. — В такие минуты говорить женщинам правду не просто надо, а необходимо, и с максимальной экспрессией.

— Сейчас просто Кэтрин, — ответила начальник группы.

Любители ирландской культуры горланили громко и с чувством. Йозеф поднялся с места и вышел, показав рукой: мол, еще вернусь. Аруна, прихватив свой чай, снова направилась к столику со сластями, за ней пошел Эрвин с каким-то по счету бокалом пива. Уселся рядом, на взгляд Сергея — ближе, чем допустимо между просто друзьями. Коротко о чем-то спросил, уже совсем интимно приблизив губы к ушку. И где твои принципы, старый ты козел, мало того, что вы вместе работаете — она же тебе не по возрасту…

Кэтрин наблюдала за ним, явно забавляясь. За ту секунду, что он переглядывался с ней, диспозиция изменилась. Аруна выставила перед собой руку ладошкой вперед и сделала движение, будто толкает тяжелую створку двери. Эрвин неохотно восстановил приличную дистанцию. Кэтрин рассмеялась.

— Вы так беспокоитесь, Майкл! Для Эрвина это просто игра, что до Аруны, я не вижу причин за нее волноваться. Она умная девочка.

— Сколько ей лет?

— Не помню точно, — Кэтрин пожала плечами. — Двадцать четыре, может быть, двадцать пять, она только перед отлетом окончила университет. Это есть в ее личном деле.

— Извините, я не должен был спрашивать. Но я все никак не приду в себя. Никогда не считал женщин-ученых синими чулками («никогда — это примерно последние полчаса?»), но такого не мог и вообразить!.. Ваше здоровье.

Он отсалютовал ей бокалом, глядя прямо в глаза и улыбаясь. Ответная улыбка была скорее скептической, но свой бокал она тоже подняла. Надо же, доктор Хиггс не разучилась краснеть под мужским взглядом.

— Вы давно занимаетесь танцами?

— С детства, — коротко ответила она. — Майкл, а вы, собственно, кто? Я имею в виду, служба безопасности или научный шпионаж?

Сергей открыл рот, чтобы выразить изумление, но она остановила его презрительной гримаской.

— При заборе проб вы сделали три ошибки в первые же пять минут. Вы никогда раньше этим не занимались. Вы такой же инспектор биобезопасности, как я Джим Уотсон. А кроме того, вы говорите teep вместо tip, у вас примерно такое же произношение, как у Йозефа. Полагаю, вы скорее Михаил Коган, чем Майкл Коэн, или же вас зовут совсем по-другому.

Кэтрин постукивала туфелькой в такт и без улыбки смотрела ему в лицо.

— Моя мама родилась в Москве, — не моргнув глазом ответил Сергей. — А что касается проб, я прошел инструктаж и делаю все так, как меня учили. Возможно, и неправильно, вам виднее.

— Неправильно — это сказано очень слабо, — тихо проговорила Кэтрин. — Вы не специалист.

— Вы рассказали об этом сотрудникам?

— Они сами не без глаз. Но я хочу знать, что происходит на самом деле.

— Конечно, у вас есть предположения, — с галантной улыбкой сказал Сергей. С одной стороны, сделать руководителя группы своим союзником — именно то, что ему сейчас нужно. С другой стороны, нельзя поручиться, что Умник — не она сама.

— Ну, тот, кто явился бы выведывать наши предварительные результаты, вероятно, лучше соображал бы, — безжалостно сказала Кэтрин. — Но нужно принять во внимание, что выбор кандидатур ограничен местным контингентом — до кого дотянулись и кого смогли устроить, того и заслали. Что в пользу другой версии — в вашем внедрении явно замешана администрация. Такая наглость более характерна для наших внутренних служб.

— Великолепно. И ваши дальнейшие действия?

— Если вы из безопасности без приставки «био», то писать жалобы бесполезно. Но, будьте уверены, я сумею от вас избавиться, и вы, лично вы, пожалеете, что взялись за это. В чем бы вы ни подозревали моих людей, это не может быть важнее нашей работы, зарубите на носу. Если же вы заняты научным шпионажем — я буду считать инцидент исчерпанным, если вы больше не появитесь в лаборатории. Я даже не спрашиваю, кто ваш заказчик. Просто передайте ему, чтобы в другой раз лучше готовился.

Известная нелюбовь яйцеголовых к безопасникам, желание отстоять сотрудников от малейшего нашего посягательства, нежелание уступить даже клочок своей территории. Или бравада непойманного преступника, старое доброе «я знаю, что ты знаешь, и ты знай, что я знаю»? В конце концов, Островски, можем ли мы со стопроцентной гарантией исключить сообщничество? Что если она знает о делах Умника и покровительствует этим делам? Умнику, раз уж он так умен, ничего не стоит вычислить ту, кто его не сдаст…