Дмитрий Дашко - Щитом и мечом

– Вы считаете, что интересы моей фамилии могут пойти вразрез с интересами России?

– Сие мне неведомо.

– Не слишком ли вы забываетесь, господин следователь? – В его устах моя должность прозвучала как грязное ругательство.

– Никак нет, сударь. Вы хотели прямоты, вы её и получили. Я присягал на верность России и государыне-императрице. Вам, простите, присягнуть не могу.

Я напрягся, ожидая любого развития событий. Несмотря ни на что, я не прогибался в прошлой жизни, не стану и в этой. А дальше посмотрим.

На темном сухом лице Бирона обрисовались скулы. Собеседник помедлил с ответом, а потом произнёс тоном, которым можно было бы заморозить реку:

– Я вас понял, Елисеев. Жаль, что у нас ничего не получилось. Мне казалось, что вы более благоразумны. Второго подобного предложения не будет.

– Мне тоже жаль. Но по-другому ответить не могу.

– Воля ваша. А теперь не просьба, а предупреждение: не открывайте подробности нашей встречи Ушакову и вашему начальнику. Иначе рискуете оказаться без языка, а то и вовсе без головы.

– Не надо мне угрожать, – угрюмо произнёс я.

Карл Бирон едва не позеленел от злости и стал жадно ловить воздух.

– А ты наглец, Елисеев, – наконец прошипел он. – Думаешь, управы на тебя не найдётся?

– Отчего ж… Со всяким совладать можно, я не исключение. Только нужно ли это вам, сударь? Кто вы и кто я? Стоит ли тратить на меня время?

Немного успокоившись, собеседник вновь перешёл на вы.

– Да, всё верно. Можете идти. Вас отвезут, куда пожелаете.

Он указал перстом в направлении к дому.

– Не заблудитесь?

– Нет. Был рад нашему знакомству.

Я по-армейски щёлкнул каблуками и пошагал. Возле дома меня действительно дожидался экипаж. Правда, поручика уже не было, ускакал в полк, но шпагу мне возвратили. Я с удовольствием вернул её на перевязь, снова почувствовав себя человеком.

Затем поманил пальцем ливрейного лакея, ласково взял его за кружевной ворот.

– Скажи, любезный, это ведь ты для своего хозяина псов цепных ищешь?

– Простите, господин, не понимаю, – пролепетал тот.

– Всё ты понимаешь. По глазам вижу. Это ты нанимал татей, чтобы они за домом итальянки следили, а потом её выкрали. Ну? Я прав? Только не лги мне, касатик, я ведь из СМЕРШа, всё равно правду из тебя с душой вместе выну.

Ошарашенный лакей закивал.

– Молодец, – удовлетворённо произнёс я и отправил ударом в челюсть его в нокаут. – Вдругоряд будет наукой.

Ко мне кинулось несколько челядинцев, но я выразительно похлопал по эфесу шпаги. Это их остановило.

– Всё, мужики, хватит! К вам это никакого касательства не имеет.

С этими словами я забрался в карету и захлопнул за собой дверцу.

Возвращаться на службу не хотелось, но комиссар вряд ли поймёт, если я не явлюсь к нему с немедленным докладом.

Решено! Еду в канцелярию!

Карета прокатила мимо меня, громыхая по мостовой, но я не слышал ни звука. Звуки и краски исчезли, словно в старинном чёрно-белом кино. Вот только я не сижу в полумраке зрительского зала и не смотрю шедевр братьев Люмьер. Сегодня я один из режиссёров-постановщиков происходящего.

На миг колыхнулась занавесь, чей-то лик прильнул к слюдяному окошку кареты. Я не разглядел, чей именно, но был твёрдо уверен: это Барбарела бросила на меня прощальный взор. Больше мы никогда не увидимся. Она уехала в Италию, навсегда, и какая-то частичка меня укатила вместе с ней. Расставание – маленькая смерть. Хотя… чего переживать? У неё всё будет хорошо. А я тоже как-нибудь устроюсь.

Отпущенные итальянцам двадцать четыре часа истекли. Надо отдать иезуитам должное: они сумели уложиться. Столь стремительных сборов мне прежде не доводилось наблюдать.

Карета скрылась за поворотом прямой как стрела улицы и исчезла из виду.

Снова включился звук. Я услышал разговоры людей, направляющихся к торговым рядам, шум солдатских башмаков, шелест плащей, колыхание юбок, противный крик парящих чаек, лай цепных псов, скрежет колёс, переливистый колокольный звон. Вновь увидел все пятьсот оттенков серого петербургского неба и крохотные лучики пробивающегося из-за туч солнца.

Стоявший рядом Иван хлопнул меня по плечу.

– Ты снова полон печали, братишка. Эта женщина оставила след в твоей душе?

– Я никогда не любил её, но сейчас мне почему-то грустно. Наверное, я просто устал.

– Это естественно, после всего, что ты провернул. Но у меня к тебе претензия: мог бы взять меня с собой!

– Ещё успеется, Вань! Так хотя бы все шишки на одного меня упадут.

– Ты о Карле Бироне?

– Не только, хотя со вчерашнего дня у нас появился ещё один враг. Весьма влиятельный и потому опасный.

– Забудь о нём, братец! Врагом больше, врагом меньше… Что нам теперь, с тоски помирать? Нет уж, я тебе сохнуть не позволю.

– Да я и не собираюсь. Давай прогуляемся чуток, ноги разомнём.

Иван согласился.

Мы развернулись и двинулись вдоль по набережной к серым бастионам Петропавловской крепости. А где-то вдалеке растворился в таком же сером небе адмиралтейский шпиль.

Рассекая водную гладь, проплыла галера. Вёсла гнулись, подавая судно вперёд. На палубе стоял морской офицер, внимательно всматривающийся вдаль. За рулём клубилась и пенилась струя.

Галеру обогнала быстрая прогулочная яхта. Косой парус полоскался и хлопал на ветру. Слышался заливистый смех, звенели бокалы, играла музыка: праздная компания выбралась на морской променад. Ну что ж, для здоровья и нервов полезно.

Эх, кто б позаботился о моих нервишках?! Что-то и впрямь поистрепался я.

Свежий бриз приносил запах воды, смолы и соли. Волны накатывали и разбивались о берег.

Заморосил дождь. Чтобы спрятаться от него мы шмыгнули под навес ближайшей торговой палатки. Тут уже пахло сыростью, тиной и залежалым товаром.

Приказчик с обветренным лицом раскрыл рот и сразу же закрыл, поняв, что так просто нас не выгонишь, а впечатления покупателей мы не производили.

– Будем считать, что дождь идёт на счастье, – засмеялся Иван. – Ну, чтобы твои итальянцы благополучно добрались до дома.

Он успел слегка промокнуть.

– Это не мои итальянцы, – улыбнулся я. – Свои собственные. Но от них многое зависит. Если всё сложится как надо, договор будет составлен в нашу пользу. А это, брат, здорово! Это показатель, что мы не зря едим свой хлеб с маслом.

– Давай в австерию заглянем. Коль о еде заговорил, – предложил Ваня. – Всё равно нас фон Белов на весь день отпустил. Я угощаю.

– Давай, – согласился я.

Со вчерашнего вечера у меня во рту не было ни крошки, однако голод я ощутил только сейчас.

– Тогда пошли, – произнёс Ваня, выглядывая из-под навеса. – Дождь кончился.

Барабанное постукивание по крыше палатки и впрямь прекратилось. Туча ушла.