Иван Цацулин - Атомная крепость (Художник. И.Ефимов)

Снэйк не видел, как через час из калитки осторожно вышел Алхимик. Теперь он был одет в короткий, не первой свежести пиджак и брюки, заправленные в сравнительно новые еще хромовые сапоги, на голове его ловко сидела военного образца фуражка с синим кавалерийским кантом. В руке Алхимик нес потертый чемоданчик. От изящного профессора англичанина в нем ничего не осталось.

Так «Прохор Надеин» с задворков вошел в жизнь. Сейчас он направлялся к станции. Осматриваясь по сторонам, он вспоминал свой полный опасности жизненный путь.

Родители — помещики средней руки где-то на Волге. Судя по фамилии, они, по-видимому, происходили из обрусевших немцев, но сами считали себя исконно русскими.

После свержения самодержавия барин Леонид Борисович Олиф появился на политической арене своего уезда: он утверждал, что только Временное правительство вместе с такими «просвещенными» державами, как Англия и Франция, даст матушке-России мир и процветание. Олиф без устали председательствовал в уездном «учредительном собрании» и, не смея открыто защищать павшую монархию, стал одним из местных лидеров социалистов-революционеров. Расчет, с его точки зрения, был правильный: его поддержали местные кулаки и приезжие краснобаи из «центра».

Так продолжалось до Октябрьской революции. Сразу после Октября Олифу пришлось бежать за Волгу. Позже вместе с Колчаком Олифы оказались в Сибири. Отступая с белыми частями все дальше, отец и старший брат Алхимика вступили в контакт с американскими и японскими оккупационными властями на Дальнем Востоке. Позже семья жила в Харбине и Мукдене. Тут на свет появился младший в роде господ Олифов — Валерий.

Он рос и воспитывался в среде белых эмигрантов, потерявших в России свои поместья, фабрики и заводы. Валерий Олиф окончил школу, овладел английским языком. О родовом имении, о котором знал только из рассказов старших, он вспоминал с вожделением; оно снилось ему по ночам как олицетворение райской жизни, отнятой у него хамами мужиками, превратившими барина Олифа и его чад в нищих.

Позже там же, в Маньчжурии, с японской разведкой пришлось установить контакт и младшему в роде, Валерию, «младшенькому», как его звали дома. Некоторое время дела шли как будто неплохо, «младшенький» обзавелся семьей, но вторая мировая война все перевернула: Квантунская армия капитулировала перед русскими, японцы поспешно удирали из Маньчжурии, «младшенький» остался без работы, а семья без хлеба. Сначала надеялись, что все как-то обойдется — на американских кораблях с юга прибывали гоминдановские дивизии Чан Кай-ши. Но вскоре стало ясно, что надеяться не на что — китайские коммунисты ударили с севера, и гоминдановцы покатились на юг. Вместе с ними, даже несколько опережая их, удирали бывшие русские помещики: боялись попасть в руки солдат Мао Цзэдуна. Задержались было в Шанхае, Кантоне, но пришлось бежать дальше — в Сиам. «Младшенький» же оказался предусмотрительней папаши и старшего брата: работая на японцев, он еще в Харбине запродался разведке Аллена Харвуда, его успели оценить и теперь направили в Соединенные Штаты для подготовки к дальнейшей «деятельности». В Америке ему пришлось не только окончить специальную шпионскую школу, но и по-настоящему заняться некоторыми науками, главным образом ядерной физикой. Мечты погулять, поораторствовать на собраниях таких организаций, как «Комитет освобождения России» или «Крестовый поход против Советского Союза», не осуществились; в разведке Аллена Харвуда существовали свои жесткие правила: агент, получивший кличку Алхимик, должен был быть тщательно законспирирован, и, таким образом, злоба против всего советского осталась неизрасходованной… Вместо того, чтобы спокойно доживать свои дни в родовом имении на Волге, отец теперь влачит жалкое существование в Кении, где старший брат служит в английских полицейских частях и может ежеминутно получить в голову партизанскую пулю. Вместо того, чтобы прожигать жизнь в ресторанах Москвы и Петрограда, делать карьеру, черт возьми, гвардейского офицера, он, Алхимик, вынужден денно и нощно молить бога за то, что его ценят в разведке Харвуда: он — специалист по России, он говорит по-русски без акцента! Ему удалось удачно выполнить несколько поручений Харвуда, но главным было хорошо сыграть роль английского профессора. Однако по вине Шервуда он провалился в самом начале.

…Рассекая ночную темь, электропоезд мчался от Москвы. В одном из вагонов, облокотившись на чемодан, дремал нестарый еще мужчина в фуражке с синим кавалерийским кантом.

Фокс не хотел задерживаться в этом месте дольше необходимого, надо было перебазироваться на новую, «свою», квартиру. Конечно, он не собирался среди ночи отправляться в давно приготовленный для него уголок, нет, верный себе, он еще некоторое время будет проверять, следить… Но отсюда следовало уходить немедленно — этого требовала тактика глубокой конспирации: Джо Снэйк все же мог оказаться более скомпрометирован перед КГБ, чем это пока известно ему, Фоксу. И он стал собираться в путь.

Снэйк казался пораженным, хотя, по правде говоря, предстоящий уход Чумы его очень обрадовал.

События этого дня утомили его до предела, и ему нужно было отдохнуть, остаться одному. Прощаясь с ним, Фокс был краток.

— Никуда отсюда не высовывайте носа, — приказал он. — Автомобилем пользоваться временно прекратите, спрячьте его в сарай. Продолжайте активно заниматься Гореловым и руководить операцией против Ясного и Лучинина в Тянь-Шане — приказ шефа должен быть выполнен в точности. Меня будете информировать через связного. Иногда я вам буду позванивать по автомату. Вносить что-либо новое в операцию «Вирус» без моего разрешения запрещаю: хватит с меня ваших провалов. Запомните — никаких вольностей! Прикажите Цветковой быть поактивнее с Гореловым — он человек осведомленный. У нее имеется диктофон?

— Да.

— Вот и хорошо… Я ухожу, Снэйк, возможно, мы больше не встретимся, для вас это будет только лучше. Не забывайте, я буду знать о каждом вашем шаге! Пока до моего звонка замрите и не двигайтесь. Поняли? Гуд бай.

Фокс выскользнул за дверь и повернул в сторону леса, который начинался совсем рядом. Где-то на соседней просеке заливались собаки.

Снэйк сидел усталый и опустошенный, с отвисшей челюстью и тяжелыми мешками под глазами на нездоровом, одутловатом лице. Глотая коньяк, он размышлял. Положение не из легких: ему не следует часто показываться на улице и в то же время приказано активизировать разведывательную работу. Он знал, что Цветковы, несмотря на его исчезновение, будут продолжать заниматься инженером Гореловым: об этом было на всякий случай условлено заранее. Но им может потребоваться его помощь, к тому же, если он в течение продолжительного времени не будет подавать признаков жизни, они свяжутся непосредственно с преемником Шервуда, а тот не замедлит появиться, и весь дорогостоящий материал передадут, конечно, ему. Этого допускать не следовало ни в коем случае — Снэйк потерял бы великолепную возможность увеличить свой счет в банке, да и сама по себе информация Горелова могла облегчить ему ту часть операции «Вирус», за которую отныне он отвечает перед Чумой. Затем нужно было по-прежнему оставаться в курсе дел, происходящих в далеких Небесных горах: «невидимка» не сегодня-завтра выполнит задание. Снэйк обязан немедленно об этом сообщить Прайсу, пусть тот поймет, черт побери, что это дело его рук, а не выскочки Фокса.