Евгений Дембский - Властители ночи

Хорошо. Икс ликвидировал все слабые звенья. Кроме Галларда. Он должен что-то с ним сделать. А там его ждем мы. Или его, или очередного посредника.

Во-вторых — он, скорее всего, захочет что-то сделать со мной.

В-третьих — он наверняка захочет что-то сделать со мной.

И здесь его будем ждать мы. Я и Гришка. Мало. Может, еще кого-нибудь вызвать? Наверное, да, ведь я совершенно забыл про тех двоих дуболомов, на которых наткнулся две недели назад, когда по дороге в Редлиф-Хилл остановился в Донкее, забыл о бандитах, главарь которых отправился за решетку после того, как я накрыл его подпольное казино. Оказались ли они здесь случайно или же преследовали меня? Или гнались за мной, так сказать, в личных целях, желая отомстить? Или по приказу шефа? Или, может быть, они тоже каким-то образом связаны с Делом? Во всяком случае — противников в ближайших окрестностях было больше, чем союзников, да и на помощь последних рассчитывать особо не приходилось.

Я сообразил, что открыл настежь дверь из спальни в кухню и уже в десятый или двенадцатый раз хожу туда и обратно. В Нью-Йорке я всегда мог выделить себе два часа из унылого дня и отправиться паромом на Манхэттен, где всегда полно было полицейских, а количество мелких преступлений и нарушений не превышало пяти за полгода. Там я усаживался на одну из сорока любимых скамеек и, запивая пивом поджаренные колбаски, развивал невероятную умственную деятельность. С определенной точки зрения жаль, что сейчас…

Я подошел к окну. Падал первый легкий снежок. Наверняка владельцы подъемников и пунктов проката снаряжения, главы автобусных компаний, повара и портье выбежали на улицу и велели своим семьям позакрывать окна и двери, чтобы не греть зря улицы и не пугать столь желанного гостя.

Шел снег.

На снегу, вдруг подумал я, следы видны чертовски отчетливо. Легко выследить. Трудно спрятаться. Всё зависит от того, кто ты — заяц или волк, волк или охотник, охотник или наемный убийца с заказом на охотника. Наемный убийца или частный детектив?

Ну и карусель.

То и дело кто-то вскакивает на ходу, кто-то сваливается, или его выбрасывают…

Смешно.

Смертельно смешно.

На прошлой неделе мы выиграли у самой слабой команды. Система розыгрыша предусматривала по три матча осенью и три весной. У моей команды после пяти матчей было шесть очков, две трети из которых она завоевала уже с моим участием. Судя по тому, что говорили сами игроки, дела у нас никогда еще не шли столь хорошо. Они хлопали меня по плечам и ожидали чего-то большего, не знаю, чего именно.

Я не мог их подвести. Гришка прилетел вечером, мы выпили целую бутылку «Олд Тома» и наговорились досыта — но только не по теме. Он поделился со мной новостями, рассказал, что происходит в том доме, где я прожил шесть лет, а он — последние полгода. Оба мы знали, что еще успеем поговорить завтра. Я лег спать в хорошем настроении, у меня даже мелькнула мысль, что мы могли бы сразу приехать сюда вместе, но готово ли было местное общество к встрече лицом к лицу с парочкой геев-детективов? Вряд ли.

Мы остановились у спорткомплекса. Гришка выскочил из машины, сунув руки в карманы, передернул плечами и прошипел:

— Yob tvoyu mat'!

Мне уже были знакомы несколько его магических ругательств. В этом говорилось что-то о матери и половом акте, на едином дыхании. Хорошим тоном якобы считалось отвечать: «Yebi svoju, dyeshevlye budyet», но он никогда не переводил мне, что это означает.

— Впечатляет, да? — спросил я, вытаскивая сумку с заднего сиденья.

— Зачем в этой дыре такое сооружение?

— Для туристов. — Я пожал плечами. — Иди и не разевай рот, а то подумают, будто ты приехал из России.

— Шутни-ик!

Мы вошли в здание; я остановился у автомата и купил упаковку минералки — у меня слегка пересохло в горле. Мне не мешали ни язвительная усмешка, ни прищуренный взгляд моего русского друга. У него была крепкая башка, которая не реагировала меньше, чем на три бутылки на двоих.

Я открыл одну бутылку и, не скрывая наслаждения, влил ее содержимое в свой организм. Краем глаза я заметил, что Гришка перестал улыбаться, слегка дотронулся до левого кармана куртки и, послав мне многозначительный взгляд, выбежал на улицу. Телефон? Я поставил бутылку и, отпихнув ногой сумку к стене, медленно пошел за ним. Миновав тепловую завесу при входе, я вышел на улицу.

На стоянку заехала машина Эрика Фирстайна. Он как раз выходил из нее, следом за ним — его жена. Эрик помахал мне рукой и пошел куда-то в сторону бокового входа. Впрочем, неважно, что ему там надо, сосредоточимся на Гришке. Он стоял, приложив трубку к уху, явно не в силах владеть собственным лицом. Я направился к нему, ускоряя шаг и начиная бояться, что сейчас он начнет кричать во весь голос.

— Что случилось? — толкнул я его рукой в грудь, когда он прервал связь. — Ленин воскрес?

Он посмотрел куда-то над моей головой и еще несколько секунд молчал.

— Твоя любовница появилась возле укрытия Галларда, — сообщил он тихим, едва слышным шепотом.

Мне стало жарко, словно я мгновенно перенесся под пальмы на Мальдивах, не снимая куртки и утепленных штанов. Снег вокруг меня начал таять.

— Что-нибудь еще? — выдавил я.

Теплая и сильная, романтичная и прагматичная. Твердая и доверчивая. Эйприл.

— Нет. Но это была не случайность. Они полагают, что она что-то вынюхивает и готовит удар. Через пятнадцать минут они войдут в его убежище и выведут его оттуда, чтобы она не смогла воспользоваться какой-нибудь пушкой или ракетой.

— Достаточно управляемого заряда в газовой сети… — пробормотал я, чтобы дать понять, что еще могу говорить.

— Например, — согласился он.

Я глубоко вздохнул. Гришка что-то прошипел сквозь зубы и с невозмутимым видом сказал:

— Кто-то идет, тот самый, который только что приехал.

Черт, только приятеля по банкету мне тут и не хватало. Я скрипнул зубами и разгладил черты лица.

— Если хочешь, посмотри, как мы выигрываем, а потом заскочим куда-нибудь пообедать, — весело сказал я Гришке.

Он широко улыбнулся и кивнул. Фирстайн подошел настолько близко, что я услышал скрип снега у него под ногами.

— Привет! — крикнул он.

Я начал оборачиваться, но не успел. Что-то холодное ударило меня в шею, чье-то ледяное дыхание окутало голову, полностью лишив сознания.

* * *

В сознание я пришел быстро и легко, без какого-либо головокружения и нарушения зрения, слуха или чувства равновесия, словно пробудился от спокойного послеобеденного сна. Я сидел в бамбуковом кресле, привязанный к нему несколькими длинными кусками крепкой веревки.

Слева сидел таким же образом связанный Гришка и обеспокоенно смотрел на меня. За ним, что удивило меня еще больше, сидел третий — Рори Донелан, знакомый мне баскетболист, с которым я с первой встречи не обменялся и десятком слов. У меня уже были готовы несколько вопросов, но я воздержался от того, чтобы их задавать, — Гришка видел и знал больше меня, пусть он и начинает. Он понял мой вопросительный взгляд.