Сакс Ромер - Зловещий доктор Фу Манчи

Затем произошло нечто необыкновенное.

Из ящика над столом начало волнами подниматься что-то вроде желтовато-зеленого облака — какой-то маслянистый пар, — и меня осенила внезапная догадка, рожденная из воспоминаний и слов моей прекрасной гостьи.

— Беги, Смит! — пронзительно закричал я. — К двери! К двери, если тебе дорога жизнь! Этот ящик послал Фу Манчи!

Я обхватил Смита руками. Он наклонился, и поднимающийся пар достиг его ноздрей. Я оттащил его назад и вытолкал на лестничную площадку, так что чуть не расшиб ему голову. Мы вошли в мою спальню, и там, включив свет, я увидел, что загорелое лицо Смита вытянулось и побледнело.

— Это ядовитый газ, — хрипло сказал я, — во многих отношениях такой же, как хлор, но с индивидуальными особенностями, показывающими, что это нечто другое, только Бог да Фу Манчи знают — что! Именно пары хлора убивают людей там, где производится хлорная известь. Мы были слепцами, и я в особенности. Неужели ты не понимаешь, Смит? В саркофаге никого не было, но там было достаточно этой страшной дряни, чтобы задохся целый полк.

Смит судорожно сжал кулаки.

— Боже мой! — сказал он, — как я могу надеяться, что справлюсь с таким хитроумным дьяволом? Я понял его замысел. Он не ожидал, что саркофаг перевернется. Задача Кви была — вытащить пробку с помощью бечевки после того, как сэр Лайонел задохнется. Я полагаю, этот газ тяжелее воздуха.

— Хлор имеет удельный вес 2, 470, — сказал я, — в два с половиной раза тяжелее воздуха. Его можно переливать из кувшина в кувшин, как жидкость, если ты, конечно, в противогазе. В этих отношениях данное вещество сходно с хлором, а различия тебя, конечно, не заинтересуют. Видимо, газ из саркофага вышел через отверстие и рассеялся, не оставив улик, за исключением запаха.

— Я действительно почувствовал этот запах, шедший от пробки, но он, конечно, был мне не знаком. Ты, может быть, помнишь, что ты не успел понюхать пробку из-за прихода сэра Лайонела? Возможно, его частично заглушил запах тех адских цветов. Бедный Строцца, заблудшая душа, вдохнул эту дрянь, в падении перевернул саркофаг, и весь газ…

— Пошел под дверь теплицы и потек вниз по ступенькам, где затаился Кви. Когда Крокстед разбил окно, образовался достаточный сквозняк, унесший остатки газа. Он наверняка осел сейчас на полу. Я пойду открою оба окна.

Найланд Смит поднял на меня измученные глаза.

— Он явно переборщил в дозе, стремясь отправить сэра Лайонела Бартона к праотцам, — сказал он, — и с презрением — ты заметил, какое отношение, Петри? — с презрением истратил на меня остатки. Я заслужил его презрение. Я — дитя, захотевшее справиться с таким интеллектуальным гигантом. И нет моей заслуги в том, что у доктора Фу Манчи произошла осечка два раза подряд.

Теперь я расскажу вам о странном сне, который мне приснился, и о еще более странных вещах, которые меня разбудили. С тех пор, как это видение обрушилось на меня из пустоты, самое лучшее, что я могу сделать, — это рассказать о нем без всяких предисловий. Сон был такой.

Мне снилось, что я извиваюсь на полу в неописуемой агонии. Мои вены наполнены жидким огнем, вокруг только кромешная тьма, и, казалось, я вижу, как от моего горящего тела идет дым.

Я подумал, что это смерть.

Затем на меня пролился освежающий душ, проник через поры моей кожи и ткани в артерии и потушил мучительный огонь. Задыхаясь, но уже избавленный от боли, я лежал без сил.

Сила постепенно возвращалась ко мне, я попытался встать, но ковер был таким необыкновенно мягким, что я провалился в него и шел, как бы вброд, и погружался, как пловец, шагающий по воде, и вокруг меня поднимались непроницаемые стены тьмы, которая казалась осязаемой. Я не мог понять, почему я не вижу окон. В мозгу моем сверкнула ужасная мысль о том, что я ослеп!

Не помню, как я встал на ноги, и стоял, качаясь как пьяный. Я почувствовал тяжелый запах и понял, что это нечто вроде ладана.

Затем появился тусклый свет, далеко-далеко. Он разгорался все ярче и ярче. Он распространялся, как синевато-красное пятно, как жидкость. Он проглотил всю темноту и разлился по всей комнате.

Но это была не моя комната! И вообще, я видел эту комнату в первый раз. Размеры ее наполнили меня чем-то вроде благоговейного ужаса — ужаса перед безбрежностью, окруженной стенами. Гигантская протяженность комнаты рождала ощущение звука. В ее огромности была какая-то отчетливая звуковая нота.

Все четыре стены были увешаны гобеленами. Не видно было ни одной двери. Гобелены были украшены великолепными фигурами золотых драконов; по мере того, как змеиные тела блестели и сверкали все ярче, каждый дракон, казалось, все теснее переплетался своими кольцами с соседним. Ковер на полу был таким густым, что я стоял в нем, утонув по колено. Он тоже был украшен изображениями золотых драконов, которые как бы плыли украдкой туда и сюда среди теней этого яркого узора.

В дальнем конце холла среди роскошного ковра стоял одиноко огромный стол с ножками в виде драконов, а на нем — мерцающие шары, пробирки с живыми микроорганизмами и книги такого размера и с таким переплетом, каких я никогда не видел раньше, инструменты, не знакомые западной науке, — неописуемо разнородные предметы, часть которых свалилась на пол и образовала нечто вроде странного оазиса в кишащей драконами пустыне ковра. Над столом, подвешенная золотыми цепями к потолку, висела лампа, а сам потолок был таким высоким, что мой взгляд, скользя вверх по цепям, затерялся в пурпурных тенях этой головокружительной высоты.

За столом, в кресле, уложенном подушками с изображениями драконов, сидел человек. Свет качающейся лампы полностью осветил одну сторону его лица, когда он наклонился вперед к куче таинственных предметов, а другая сторона оставалась в тени. Из простой медной вазы, стоявшей на краю громадного стола, извиваясь, шел вверх дым, иногда частично закрывая грозное лицо сидящего.

С того мгновения, как мои глаза обратились к столу и сидевшему за ним человеку, я уже не обращал внимания ни на невероятные размеры комнаты, ни на кошмарные украшения его стен. Я смотрел только на него.

Ибо это был доктор Фу Манчи.

Часть того бредового состояния, которое наполнило мои артерии огнем, населило стены драконами и погрузило меня по колено в ковер, казалось, оставила меня.

Страшные, закрытые полупрозрачной пленкой глаза действовали, как холодный душ. Даже не отводя взгляда от его неподвижного лица, я знал, что на стенах больше нет жизни, что они просто задрапированы изящными китайскими гобеленами, изображающими драконов. Ковер у меня под ногами больше не был джунглями, а превратился в нормальный ковер — чрезвычайно богатый и яркий, но обычный. Однако чувство безбрежности оставалось, как и беспокойное сознание того, что вещи вокруг были почти все незнакомы мне.