Сакс Ромер - Зловещий доктор Фу Манчи

— У него в последнее время появились боли в груди, вызываемые сильными перегрузками на сердце, — объяснил домашний врач, — но я не ожидал такого скорого летального исхода. Меня вызвали днем, около двух часов, и я обнаружил, что лорд Саутри был в состоянии опасного истощения. Я сделал что мог, и мы послали за сэром Фрэнком Наркомбом. Но незадолго до его прибытия больной умер.

— Как я понимаю, доктор, вы лечили лорда Саутри от болей, вызванных сердечными перегрузками? — сказал я.

— Да, — был ответ. — Уже несколько месяцев.

— Вы считаете обстоятельства его смерти полностью соответствующими характеру этой болезни?

— Определенно так. А вы сами замечаете что-нибудь необычное? Сэр Фрэнк Наркомб полностью согласен со мной. Неужели есть хоть какие-то сомнения?

— Нет, — сказал Смит, задумчиво потягивая мочку своего левого уха. — Мы ни в коем случае не оспариваем точность вашего диагноза, сэр.

Врач поглядел на него непонимающе.

— Но разве я не прав, полагая, что вы связаны с полицией? — спросил врач.

— Ни доктор Петри, ни я никоим образом не связаны с полицией, — ответил Смит. — Но тем не менее я надеюсь, что то, о чем мы говорили, останется между нами.

Когда мы, притихшие в ужасе перед таинственной силой, коснувшейся лорда Саутри холодными пальцами смерти, оставляли дом, Смит задержался, остановив человека в черном, проходившего мимо нас по лестнице.

— Вы были слугой лорда Саутри?

Человек поклонился.

— Вы были в комнате, когда произошел фатальный приступ?

— Да, сэр.

— Вы не видели и не слышали ничего необычного, ничего необъяснимого?

— Ничего, сэр.

— Скажем, каких-нибудь странных звуков поблизости от дома?

Слуга покачал головой, и Смит, взяв меня под руку, вышел на улицу.

— Может быть, я становлюсь фантазером, — сказал он, оглянувшись на дом, — но мне кажется, что что-то темнеет вон там, что-то характерное для домов, двери которых отмечены невидимой печатью смерти от рук Фу Манчи.

— Ты прав, Смит! — воскликнул я. — Мне не хотелось упоминать об этом, но у меня тоже появилось какое-то ощущение угрожающего присутствия Фу Манчи. Хотя у нас нет никаких доказательств этого, я уверен, что он виновен в смерти лорда Саутри, как если бы я собственными глазами видел, как он нанес удар.

Именно в таком мучительном состоянии ума — связанные, беспомощные в своем неведении о планах сверхъестественного китайского гения — жили мы все последующие дни. Мой друг казался человеком, снедаемым лихорадкой. Да, мы не могли действовать.

В сгущающейся темноте одного из таких вечеров я стоял, лениво перелистывая некоторые книжки, продававшиеся с лотка на Нью-Оксфорд-стрит. Одна из них, рассказывавшая о тайных обществах Китая, показалась мне поучительной, и я уже собирался позвать хозяина, когда, вздрогнув, почувствовал, как кто-то сжал мою руку.

Я быстро повернулся — и встретился с темными прекрасными глазами Карамани! Она, которую я видел в стольких обличьях, была одета в прекрасно сидевшее на ней платье и модную шляпу, в которую была убрана большая часть ее прекрасных волос.

Она опасливо оглянулась кругом.

— Скорее! За угол! Я должна поговорить с вами, — сказала она дрожащим от возбуждения музыкальным голосом.

Я никогда полностью не владел собой в ее присутствии. Нужно было быть чуть ли не ледяным, чтобы сохранять равнодушие. Ее красота была редким букетом; она была тайной — а тайна усиливает очарование женщины. Возможно, ее следовало давно арестовать, но я знал, что готов рискнуть многим, чтобы спасти ее от этого.

Мы свернули в тихий проезд. Она остановилась и сказала:

— Я в отчаянии. Вы часто просили меня помочь схватить Фу Манчи. Я готова это сделать.

Я едва верил своим ушам.

— Ваш брат… — начал я.

Она умоляюще схватила мою руку, заглянула в глаза.

— Вы — доктор, — сказала она. — Я хочу, чтобы вы пришли и осмотрели его.

— Что? Он в Лондоне?

— Он в доме Фу Манчи.

— И вы хотели бы, чтобы я…

— Да, чтобы вы пошли туда вместе со мной.

Я не сомневался, что Найланд Смит посоветовал бы мне не вверять мою жизнь этой девушке с умоляющими глазами. Но я, почти не колеблясь, сделал это, и вскоре мы уже ехали в такси. Карамани молчала, но каждый раз, когда я оборачивался назад, я встречался с ее огромными глазами, неотрывно глядящими на меня с мольбой и болью и еще чем-то таким, неопределенным, но вызывающим беспокойство. Она велела шоферу ехать до конца Коммершел-роуд, по соседству с новыми портовыми сооружениями и местом одного из наших ранних столкновений с Фу Манчи. Когда мы подъезжали к пункту назначения, покров сумерек сгущался на убогих улочках Ист-Энда. Вокруг появлялись из узких проездов чужестранцы всех оттенков и цветов, освещенные ярким светом фонарей шоссе. За короткое время мы успели проехать путь от яркого мира западной части Лондона до сомнительного скопища грязных притонов его восточной части.

Я не знаю, что происходило в душе Карамани, но, когда мы приближались к пристанищу китайца, она жалась все ближе ко мне. Выйдя из такси, мы вместе повернули на узкую дорогу к реке, она вцепилась в меня, как бы ища защиты, и заколебалась. У меня даже появилось впечатление, что она готова повернуть назад. Но она сумела преодолеть свой страх и повела меня дальше, через лабиринт проходов и дворов, где я совершенно не мог определить, куда я попал, и осознал, что всецело нахожусь в руках этой девушки, чья история изобиловала столькими темными пятнами, чья натура была непознаваема, чья красота и очарование могли скрывать змеиную хитрость.

Я хотел ей что-то сказать.

— Ш-ш-ш! — Она положила руку на мое плечо, призывая к молчанию.

Высокая тускло-коричневая кирпичная стена — часть какого-то портового строения — маячила в темноте над нами, в нос мне ударил отвратительный запах Темзы в ее нижнем течении. Запах шел из мрачного, похожего на туннель отверстия, за которым плескалась река. Мы слышали вокруг приглушенный гул порта. В замке повернулся ключ, и Карамани втащила меня в темный дверной проем, вошла и закрыла за собой дверь.

Я впервые почувствовал своеобразный аромат, который всегда был связан с ней и который так контрастировал с запахами во дворе. Вокруг была абсолютная темнота, и только этот аромат говорил мне, что она рядом. Наконец меня коснулась ее рука и повела меня по голому полу прохода и вверх по лестнице. Она отперла вторую дверь, и я оказался в изысканно меблированной комнате, освещенной мягким светом лампы с абажуром, стоявшей на низком инкрустированном столике среди настоящего моря шелковых подушек, разбросанных по персидскому ковру, яркая желтизна которого терялась в темноте за пределами освещенного круга.