Роман Буревой - Тень Нерона

«Надеюсь, никто из моих ребят не поджарит мне задницу!» – подумал Корвин.

Наконец они пробились в какой-то ангар. Здесь рядами стояли космические истребители, куда более мощные, чем те скорлупки, в которых сидели наемники. В один из них Марк и врезался. Изувеченный неронейский катер замер. Вспыхнув белым, погасла голограмма управления.

Открыв треснувший фонарь, Марк выбрался наружу и огляделся. И тут будто кто-то толкнул его и заставил соскользнуть вниз – судя по всему, на крейсере работали гравигенераторы, создавая силу притяжения, примерно равную стандартной.

Луч бластера прошел над головой Корвина и расплавил без того изуродованный фонарь катера. Марк уже понял, что за сила спасла ему жизнь: из разгромленного ангара уходил воздух, и поток газа пытался утянуть его за собой.

Одной рукой Марк ухватился за ствол своей пушки, другой попытался выхватить бластер из кобуры. И тут увидел, как начала плавиться перчатка: ствол пушки был раскален после стрельбы.

Марк с трудом отодрал пальцы от раскаленного металла, специальная манжета перехватила запястье: целостность скафандра была нарушена. Включился аварийный наддув, чтобы сохранить давление внутри, Корвин вытащил из нагрудного кармана герметик, облил разорванную перчатку. Похоже, герметичность восстановлена. Корвин перевел дыхание и тут только понял, что в шлемофоне звучит голос Виолы:

– У меня ключ колесничего. Я тут пришила одного придурка! Скорее! Можем пройти внутрь! Ко мне! Ориентир – вставший вертикально катер колес!

Для краткости неры называют колесничих «колесами», – сообразил Марк. Лацийцы именовали их «фаэтами» – по звезде, вокруг которой вращалась Колесница Фаэтона.

Корвин извлек бластер из кобуры и, пригибаясь, побежал к указанному месту.

Но, выскочив из-за корпуса очередного катера, столкнулся с колесничим. От удара их обоих швырнуло в разные стороны (половинная сила тяжести давала себя знать). В полете лациец выстрелил. (Ну точно видж. Или все-таки сон?) Разряд угодил в гермошлем колесничего и расплавил.

«То ли новичок, то ли парень из обслуги, техник», – Мелькнула мысль.

До Виолы Корвин добрался первым. Потом подоспел Рудгер. Принес чью-то отрезанную руку. Она немного дымилась, Рудгер потрясал своим трофеем перед лицом Ви, та отмахивалась. Томазо так и не появился.

– Ну, какие будут предложения? – зазвучал в шлемофоне голос Виолы. – Втроем захватываем крейсер? Классно. Премия – миллион кредов, не меньше. Что ты скажешь о поместье на планете Венеция, Лонг?

– В этом ангаре где-то должна быть схема корабля, – отвечал Марк. – Надо поглядеть, где находится рубка, далеко ли до нее, и прорываться.

– А если далеко? – поинтересовалась Ви.

– Нас не пропустят, неважно, далеко или близко, – отозвался Рудгер. – Поначалу ребята, конечно, растерялись, но как только соберутся с силами, тут же дадут отпор и уничтожат. Просто размажут. Троих-то.

– Судя по всему, у них тоже не богато с людьми, – заметил Корвин.

– Томазо мертв? – спросил Рудгер.

– Видимо, – отвечала Виола.

– Жаль парня! – вздохнул Руд.

– Я здесь! – услышали они знакомый голос в шлемофонах. – У меня план другой: каждый заберется в катер колесничих, как это сделал я. Любой ключ колесничего даст вам доступ к системе управления. Разворачиваем их машинки и на малой скорости крушим нутро корабля.

– Хорошая мысль! – сказала Виола. – В моем духе. Этот парень еще больший псих, чем я.

– Просто отличная! – Марк удивился, почему сам не предложил чего-то подобного. – Но мне придется вернуться и забрать у мертвого колесничего его ключ.

– А мне, – подыскать добычу, – хмыкнул Рудгер. – Я выстрелил неудачно и расплавил ключ этого парня. – Он забросил под катер отрезанную руку.

Посол Неронии на Лации был поднят посреди ночи и срочно вызван к консулу, одному из двух высших правителей Лация. Сказать «разбужен» – было бы неверно. Посол в ту ночь вообще не ложился. Известия с Неронии приходили одно тревожнее другого. Отправленный полгода назад в секретный поход флот Колесницы вынырнул в секторе Неронии и теперь раз за разом атаковал боевую станцию «Тразея Пет». Атаку отражали лишь девять анималов и наемники, расквартированные на станции. То, что в бой вступили анималы, было относительным везением: один из анималов проходил переоборудование на боевой станции. Обычно анималы базировались на поясе астероидов. Но в этот раз девять кораблей переместились на одну из двух лун Неронии, дожидаясь, когда на теле их боевого товарища сменят броню. Лишь благодаря этому совпадению первая атака была отбита. Разумеется, мощь «Тразеи Пет» не сравнима с вооружением крейсера, но выдержать атаку целого флота ни одной станции не по силам.

Однако обе атаки колесничих с трудом, но были отбиты, и посол ожидал известий из сектора Неронии, когда с ним напрямую связался консул Аппий Клавдий Цек и попросил срочно прибыть в его резиденцию.

– Вы собираетесь объявить нам войну? – спросил Адриано Валетти у явившегося за ним молодого человека, секретаря консула.

– Ну что вы, господин посол! Насколько я понимаю, о войне речи быть не может. Необходима срочная консультация.

Белый посольский флайер с голограммой Неронии поднялся в ночное небо.

«О да, именно так это и звучит – срочная консультация!» – мысленно усмехнулся посол.

Будет странно, если Лаций не воспользуется шансом, чтобы навсегда избавиться от Неронии и ее претензии на планету Психея. Колесница и Лаций сообща разделаются с нерами, а потом передерутся друг с другом. Все это бредни, досужие мечты, – существование цивилизаций с различными идеалами. Имперские амбиции Колесницы несовместимы с желанием Лация кубик за кубиком строить систему миров или с гедонизмом Неронии, где законы условны, а эгоцентризм непомерен. Мечты о свободном перемещении переселенцев из одного мира в другой сообразно их убеждениям и вкусам так и остались только мечтами. Парсеки межзвездной пустоты не имеют значения, если ты знаешь, что на соседней планете живут по другим законам, и эти законы претят твоим убеждениям. Звездный экспресс, вместо того чтобы приблизить людей друг к другу, сблизил лишь их боевые корабли.

Аппий Клавдий Цек был избран консулом после «добровольной» отставки предыдущего консула Домиция. Аппий Клавдий устраивал и патрициев, и плебеев. Высокий, худощавый, с бледным аскетическим лицом, он походил скорее на ученого, чем на политика, хотя политика в роду Клавдиев была главным коньком. Запавшие щеки, высокий, начинающий лысеть лоб, сведенные на переносице брови – лицо его выражало постоянное, почти мучительное раздумье. В темных глазах светился недюжинный ум, но в них не было ни малейшего намека на хитрость. Аппий Клавдий не умел хитрить – это знали на Лаций все. В другое время он бы никогда не получил должность консула. Но бывают моменты, когда хитрость оказывается бесполезной, и требуются совсем иные качества. Лаций сейчас переживал трудные времена. Избрание Клавдия было, несомненно, большой удачей.