Роман Буревой - Тень Нерона

– Это свидание? – Она по-прежнему смотрела в окно.

«Боится оглянуться», – подсказал голос предков.

«Заткнись!» – огрызнулся Марк.

– Нет, не свидание. Деловой обед, – на римский манер он называл обедом любую трапезу, что начиналась во второй половине дня, и категорически не желал использовать слово «ужин». – Посидим в хорошем ресторане, поболтаем о том, о сем. И ты мне, наконец, расскажешь окончание своей истории.

– Ты же знаешь: Арман погиб.

– Но было еще что-то. Так?

Верджи закусила губу. На что-то решилась. Повернулась к нему. О, эта ее решимость! Глаза сверкнули – куда там фальшивому небу за ее спиной.

– Хорошо! Я доскажу тебе историю, – согласилась Верджи. – Но прежде ответь на один вопрос.

– Спрашивай.

– Как ты освободился от рабского ошейника?

Марк растерялся:

– Это так важно?

– Да.

– Ну… Трибун Флакк разыскал меня на Колеснице, помог бежать. А потом, уже в госпитале на линкоре «Сципион Африканский», с меня сняли ошейник.

– И все? – Верджи смотрела на него и чего-то ждала. Чего – он не мог понять.

– Ну, в общих чертах – да. – Меньше всего Марку хотелось рассказывать, как его пытали по приказу наварха Корнелия, чтобы выведать давние тайны отца.

– Значит, ты не сломал управляющий чип усилием своей воли?

– Что за чушь! При чем здесь воля!

– И ты все время подчинялся приказам управляющего чипа? – продолжала допытываться Верджи.

– Разумеется.

– И ты не пытался ему противоречить?

Разумеется, он пытался. И даже кое-что получалось порой. Но гордость не позволяла сказать об этом, и Марк выдохнул:

– Нет.

– Но ты же патриций! – воскликнула она в гневе. – Разве ты не мог заблокировать управляющий чип?

– Это никому не под силу, – Марк ощущал, как в груди его копится боль. Он понимал, что вот-вот потеряет Верджи. – Расскажи мне теперь окончание своей истории.

– Она незамысловата. И очень жизненна. – Верджи усмехнулась. – Сосед-помещик долго ухаживал за вдовой Армана и, наконец, уговорил ее выйти замуж. Молодая вдова согласилась. Но с одним условием. В ее комнате будет всегда висеть портрет Армана. Они жили долго вместе, она нарожала второму мужу детей. А когда умирала, смотрела на портрет Армана и последняя фраза была: «Я иду к тебе, Арман!»

– Значит, я не Арман, – Марк попытался рассмеяться. Вышел нелепый смешок. – Я – тот помещик, что должен мириться с портретом красавца-француза в спальне жены. – Он помолчал. – А теперь выслушай окончание моей истории. Когда с раба снимают ошейник, его шея беспомощна и слаба, мышцы не могут удержать тяжелую голову, и шея ломается, если не носить на ней протектор. Так же и душа… Она изуродована, и ей не на что опереться. Но я нашел опору. Я сумел. Научился держать голову высоко поднятой и постепенно, строку за строкой, вычеркиваю жизнь раба Марка из жизни Марка Валерия Корвина. Арман – это тот Марк, который бы вырос на Лации, не изведав рабства. Но мой отец не мог допустить, чтобы преступление наварха Корнелия на Психее осталось безнаказанным. Он не уничтожил улики и заплатил за этот поступок своей жизнью и двенадцатью годами моей свободы. Я вернулся, чтобы отправить наварха в изгнание навечно, и он наконец заплатил за свои преступления. Я пришлю тебе портрет моего отца – таким я бы вырос на Лации. Но двенадцать лет на Колеснице не прошли бесследно. И во мне только метр семьдесят восемь. И я не могу силой воли сломать управляющий чип. Я иногда веду себя как раб. Я заставил сына барона Фейра ползать передо мной на коленях. Вот… Все…

– Вся история? – спросила Верджи.

– Ну, вроде, да. – Противный комок застрял в горле, Марк никак не мог его проглотить,

– Ты забыл упомянуть еще одну вещь.

– Какую?

– Ты предотвратил войну между Лацием, Неронией и Колесницей.

– Всегалактическую войну, – Марк почувствовал, что губы его расползаются в улыбке.

– Всечеловеческую. Ведь еще не доказано, что в Галактике нет других рас, – девушка тоже улыбнулась.

– Значит, Ватерлоо – это еще не конец? – спросил Корвин.

– Кажется, мы с тобой отменили Ватерлоо.

Верджи подошла и положила ему руки на плечи.

– Знаешь, я думала, что ты выше, – шепнула она.

– Ты просто надела бессовестно высокие каблуки, – так же шепотом ответил Марк. И потянулся губами к ее губам.

– Извини, дорогой, но я всегда их буду носить, – успела вставить Верджи.

– Почему? – Он уже почти коснулся ее губ.

– Чтобы ты всегда держал голову высоко поднятой. Скажу по секрету: иногда ты забываешься и роняешь ее на грудь, как будто тебе хочется спать.

– А ты прячешь лицо и отводишь взгляд.

– Не может быть!

– Ты просто не замечаешь.

«Примавера» («Primavera») – «Весна», другая знаменитая картина Сандро Боттичелли, также находящаяся в галерее Уффици.

Санта-Мария дель Фьоре – главный собор Флоренции.

Гибеллины – в средневековой раздробленной Италии сторонники императора Священной Римской империи, в отличие от гвельфов (сторонников папства). На гедонистической планете Нерония гибеллины – приближенные императора.

Конкубинат – сожительство. В средневековой Италии практиковались не только брачные контракты, но и контракты на сожительство, эти отношения реконструировали Нерония и Венеция.

Bardyaei – так называли рабов-палачей Мария. Бердиарии – искаженное название одного из иберийских племен.