Роман Буревой - Тень Нерона

Но месяц прошел, и в номер Люса требовательно постучали.

– Оплата за десять дней вперед, – потребовал смуглолицый парень в форме отеля. Он был на голову выше Люса и куда шире в плечах.

– Но я… я получу деньги только через два месяца. Так, во всяком случае, обещали в той конторе, где он покупал акции «Небесного города». Только теперь Люс сообразил, что не подумал о том, на что он будет жить целых два месяца – до обещанных дивидендов.

– Оплата за десять дней вперед, – повторил служитель отеля.

– У меня акции лучшей строительной фирмы. Они строят купола. «Небесный город».

– Оплата за десять дней вперед!

– Подождите до вечера! Я же въехал вечером! – взмолился Люс.

– Только до полудня.

Люс кинулся в контору, где покупал такие красивые акции. Парень за стойкой, едва взглянув на протянутую бумажку, отрицательно покачал головой:

– Не принимаем.

– Но как же! Это же классные вложения. Купола! Будущее планеты.

– Не принимаем! – прозвучало вновь.

Люс вернулся в отель, забрал вещи и вновь отправился искать контору, где можно продать акции. Вывески мелькали, акциями торговали на каждом перекрестке, но всюду на предложение купить бумаги «Небесного города» следовал один и тот же ответ: «Не принимаем!»

– А когда будете принимать? – тоскливо спросил Люс. – Через неделю? Или через месяц?

– Это вряд ли, – ответил ему коротко остриженный юноша с прозрачными улыбчивыми глазами и розовыми кукольными щечками.

Смотрел он странно, – будто не на самого посетителя, а куда-то сквозь. Но при этом знал, что человек здесь, рядом, и этот факт весьма забавлял юнца.

В тот миг Люс осознал, что погиб. Окончательно и бесповоротно. Будто кто-то ударил огромным молотом по куполу и выпустил из него воздух. Люс стал задыхаться. С каждой минутой он все отчетливее понимал, что пришел конец его свободе, бесконечным прогулкам по сети, надо где-то искать работу и дешевое жилье в кредит, надо решить кучу вопросов, а как это сделать, как просто подступиться к этим страшным проблемам – неизвестно. Люс содрогнулся. Он не представлял, как искать работу. Ему всегда указывали, что делать, как и когда. Он не выбирал, чем заняться. Его задачей было – ускользать от работы, убегать, обманывать надсмотрщиков и стараться не попасться на глаза хозяину.

До самого искусственного заката бродил Люс по улицам Сердца Петры. Увидев вывеску «скупка», он зашел в магазинчик и вывалил на прилавок содержимое сумки. Старик-хозяин со сморщенным черным лицом взял у него костюм (почти новый), две белые (совершенно новые) рубашки и наладонный компьютер – и выдал семь кредитов.

– Скажите, уважаемый, а что будет… ну, если на счете кончатся кредиты, и… за купол нечем будет платить?

– Вас отправят, – кратко сказал старьевщик.

– Куда? На Лаций?

Старик посмотрел на собеседника как на идиота:

– На строительство куполов. Сделают опекаемым.

– Что? – Люс потрогал шею. – Это рабство?

– Вам не дадут умереть.

– Вам не нужен помощник, уважаемый?

Скупщик презрительно дернул ртом, и от этой усмешки все внутри Люса оборвалось. Он спешно сгреб ненужные вещи в сумку, взял жетончики-кредиты и вышел. Прошел до следующего квартала, остановился там и разрыдался совершенно по-детски – с громкими всхлипываниями, с размазыванием слез и соплей по лицу. Он хотел, чтобы кто-нибудь его немедленно отсюда забрал. Сейчас же. Он даже готов был умереть. Только чтобы это было не больно.

– Эй, парень, хочешь двадцатку? – окликнул Люса немолодой тощий мужчина, с головы до ног затянутый в блестящий черный костюм из кожи потолочника.

Люс почти сразу понял, что означает это предложение, и пустился бежать. Он мчался, пока совершенно не выдохся, а грудь не стало разрывать и царапать изнутри наждаком. Обессиленный, он привалился к стене и, хватая ртом воздух, тупо смотрел на вывеску кафешки на другой стороне улицы, на мутные, покрытые толстым слоем пыли окна, в одном из которых висело написанное от руки объявление: «Требуется мойщик посуды». Люс смотрел на эту кривую красную надпись, и до него не сразу дошло, что это означает: «Работа!»

Ему повезло!

Люс кинулся через улицу, едва не попал под мобиль, толкнул дверь в кафе, скатился по ступеням и припал к стойке, вцепившись в покрытый жирным налетом пластик ногтями.

– Мне нужен хозяин, – выдохнул охрипшим, севшим голосом,

– Я – хозяин, – буркнул лысый полный мужчина за стойкой. – Чего тебе?

– Там… – только и сумел выговорить Люс и ткнул в окно, где висело объявление. Теперь он заметил, что изнутри прилепленное к окну объявление вовсе не объявление, а красивая акция холдинга «Небесный город».

– Мытье посуды – три кредита в сутки, – отвечал скучным голосом хозяин. – Плюс пожрать задарма можешь два раза. Объедки твои, если не брезгуешь. Раз в месяц – премия. Двадцать кредов. Если работать будешь старательно. Станешь прогуливать или опаздывать – лишу премии. – Ну, готов?

– Хоть сегодня, – сказал Люс и, покосившись на окно, спросил. – Откуда у вас это?

– Ты о чем? А, «Небесный город»?! Да их печатают каждый месяц сотнями. Втюхивают бывшим рабам. Дурни их покупают. Мы их так и называем «рабские акции».

«Неужели сегодня я тоже должен идти туда и мыть посуду? – в ужасе думал Люс утром, открывая глаза. – Неужели мое предназначение – мыть посуду? Зачем? Зачем я должен мыть посуду? За три кредита? А зачем мне три кредита? Кредит за эту чертову дыру, кредит за купол и кредит просто так».

От синтезированной жратвы в дешевой кафешке его уже тошнило. Но он не мог позволить себе ничего другого. Кредит за крошечную комнатенку без окна, зато с сортиром и раковиной, кредит за купол… и… еще один лишний кредит. Почему-то всегда кто-то непременно его требовал себе: то коп, штрафующий за переход в недозволенном месте, то служба связи за пользование галанетом, то еще кто-то. Они падалыциками спускались с искусственного купольного неба, чтобы потребовать с несчастного Люса мзду.

Уж неведомо почему, но Люс месяца три или четыре пребывал в уверенности, что этот кошмар должен вот-вот кончиться сам по себе, и наступит какое-то новое житье. Ему даже стало казаться, что ему кто-то (только он не помнил, кто) пообещал, и не просто пообещал, а гарантировал счастье в грядущем, и надо только терпеливо дождаться выполнения этого обещания, и все будет замечательно. Но через три месяца Люс сообразил (это было как вспышка, как озарение), что никто ничего ему не обещал и не мог обещать. А все эти его надежды, весь этот план счастливой будущей жизни – взялся неведомо откуда.

Самым ужасным, наверное, было осознание факта, что нет никакого предела, никакого срока. Возможность куда-то уйти, уехать, изменить хоть что-то была ничтожной. На Колеснице Фаэтона Люс носил ошейник, и подобные мысли никогда не посещали раба, хотя нельзя было назвать его счастливым. Просто раб не понимал смысла этих слов – счастье или несчастье. Он считал, что так и должно быть, – ему положено работать и подчиняться, а не работать и не подчиняться – плохо, хотя иногда удавалось пофилонить.