Татьяна Дихнова - За двумя кладами погонишься...

Встав со стула, я несколько раз прошлась по столовой, затем вернулась к столу, оперлась о него руками и приступила:

— Первый подозрительный эпизод — ни с того ни с сего уроненный мадам Фау флакон. Я вполне склонна верить, что она редко что-то разбивает и на ровном месте уронить духи не в состоянии. Далее — после того, как был снят ковер, мсье Надаль, будучи обутым в достаточно удобные туфли, поскальзывается и ломает себе шею. Через несколько дней в комнате его дочери оказывается непостижимым образом закрыта заслонка дымохода. Тут стоит упомянуть о том, что я разговаривала с мадам Габриэллой и знаю, что, когда она ночью поднималась из кухни в свою комнату, в коридоре второго этажа послышался странный шорох.

— Ты это на что намекаешь? — тут же взвился Антей.

Вздохнув, я уселась на стул и ответила:

— Особенно ни на что, просто факты излагаю. Как вы помните, вместе с мадам в доме жил ручной оцелот, и в ту ночь он спал в комнате Акси. Лично мне кажется очень странным, что зверек не услышал, как закрыли заслонку, и вовремя не учуял запах дыма. Но к этому мы еще вернемся. Далее — сегодня днем я зашла сообщить Акси, что получила письмо от адвоката Массу и сделка состоится завтра. После же того, как я прошла в бывшие покои мадам Габриэллы, до моих ушей донесся все тот же странный шорох. Кто-то нас подслушал и знал о скорой продаже. В подтверждение этому ночью состоялось очередное покушение, в котором опять много странностей. Во-первых, согласитесь, довольно глупо обрушивать комод на кровать, не убедившись, что жертва находится в ней. А во-вторых, лежавший на одеяле оцелот снова ничего не заподозрил. Из всего это я делаю бесспорный вывод: виновник покушений обладает магией — по меньшей мере на уровне рассеивающего внимание и левитационного заклинаний (вспомним сам собой выпавший из рук мадам Фау флакон). Что же до мотива... Если отбросить историю с кладом, то из всех обитателей дома больше всего пострадает... — Я выдержала театральную паузу, оглядела лица, на которых не мелькнуло никакого озарения, и пояснила: — Тот, чья хозяйка лишится места экономки, и он станет не нужен.

— Шэмми! — ахнула мадам Джоннси.

И все заговорили хором:

— Да, его мозгов только на это и хватит, — зло буркнул Антей.

— Вот почему никто ничего не видел! — покачал головой Генри. — Айлия, ты молодец.

— А что будет с Шэмми? — с неожиданным сочувствием спросила Акси.

— А как насчет клада? — громче всех поинтересовалась мадам Фау.

Лишь экономка сидела, прижав руки к груди, и, не веря, смотрела на своего домового. Шэмми же испуганно вжался в угол кресла, съежился в комок и старательно бубнил себе под нос заклинание. Когда обнаружилось, что мне сложно сфокусировать на нем взгляд, я позвала экономку:

— Мари, урезоньте ваше творение.

Та послушно сделала странный жест рукой, и в то же мгновение домовой застыл, будто парализованный.

— Что же теперь будет? — в полной прострации прошептала мадам Джоннси, глядя прямо перед собой.

— Это от вас зависит, — ответила я. — Давайте подумаем вместе. К сожалению, боюсь, ничего хорошего я предложить не смогу. Я не сильно подкована в законах...

— Я подкован, — неожиданно сообщил Генри. — Могу выдать внеплановую бесплатную консультацию.

И что бы я сегодня без Генри делала? Улыбнувшись, я спросила:

— Тогда скажи, какую ответственность несет создатель домового за его проделки?

Виновато взглянув на застывшую в ожидании ответа экономку, юноша неохотно констатировал:

— К сожалению, полную. Домовые не относятся к существам со свободой воли, и по закону все их поступки считаются поступками хозяев. К примеру, если Шэмми испортит водой новый костюм гостя, то... Нет, — оборвал Генри сам себя, — это плохой пример, в данном случае владелец дома отвечает за всех слуг. А вот в нашей ситуации, когда домовой явился причиной смерти хозяина дома, то отвечать в суде будет, как это ни абсурдно, мадам Джоннси.

Лично я ничего абсурдного в этом не видела, все же домовой сродни домашнему животному, и, прежде чем его заводить, стоит хорошо подумать.

— Спасибо, — кивнула я Генри. — Мари, признаюсь честно, я не испытываю ни малейшего желания идти в полицию, но если мы не договоримся, у меня не будет другого выхода. Все же я собираюсь жить в этом доме и не хочу постоянно ощущать угрозу от не вполне адекватного домового.

— Угрозы не будет, — упавшим головой сообщила экономка. — Я собиралась вместе с Шэмми уехать к брату в деревню, а домовой не может без разрешения хозяйки покинуть дом, к которому она его привязала. Так что этот вопрос не должен вас беспокоить.

— Мне стало легче, — усмехнулась я. — За одним маленьким исключением — сейчас Шэмми решил, что если вы лишитесь этой работы, то он вам станет не нужен, и попытался предотвратить это всеми доступными ему средствами. А теперь представьте, что в деревне ему взбредет в голову, что вы уделяете коровам больше внимания, чем ему. А вдруг у брата в доме есть маленький ребенок? Если он погибнет из-за того, что я промолчала, я не смогу спокойно жить. Мари, — перешла я на умоляющий тон, — поймите, у нас просто нет другого выхода, кроме как нейтрализовать домового.

Слово я употребила не самое удачное, но ничего лучше мне на ум в этот момент не пришло. Хорошо хоть мадам Джоннси не слишком прислушивалась к тому, какими словами я выражаю мысли. Экономка сидела, крепко стиснув руки, и глаза ее перебегали от застывшего в углу Шэмми, в которого она вложила часть своей души, к не менее неподвижной Акси, судорожно вцепившейся в Генри. Ведь Мари ее вырастила, считала дочерью, и вдруг выяснилось, что эту приемную дочь пытался убить ее собственный домовой. Поймав мой взгляд, девушка встала, сделала несколько шагов, обняла мадам Джоннси за плечи и неожиданно твердо проговорила:

— Мари, мне очень жаль, но Айлия полностью права. Как бы ты ни любила Шэмми, но надо признать: он опасен.

По застывшему лицу экономки бурным потоком потекли слезы. Судорожно дернувшись, она встала, щелчком освободила домового и слишком громко произнесла:

— Делайте все, что считаете нужным, я не могу. — После чего почти убежала в кладовую при кухне и заперлась там.

После того как громыхнула щеколда, я перевела взгляд на кресло и увидела там только донельзя обескураженного оцелота. Собственно, сам факт, что Фарька все это время молчал, говорил о многом.

— Послушайте, — обратилась я к остальным. — А где Шэмми?

Домочадцы дружно оглянулись на опустевшее кресло и в растерянности пожали плечами.

— Понятно, — вздохнула я. — Домовой воспользовался тем, что внимание от него оказалось отвлечено, и, применив заклинание незаметности, скрылся.

— Но тогда, — испуганно проговорила Акси, — он в любой момент может выкинуть какой-либо фокус, к примеру, уронить на нас люстру.