Виталий Гладкий - Ведьмак

Опомнился я уже в воде. Что меня толкнуло прыгнуть в озеро – не знаю. Но холодная вода мигом остудила мою голову и вернула способность более-менее здраво мыслить.

А потом я начал рвать, как после отравления. Меня выворачивало наизнанку минут пять. Хорошо, что воды было под рукой – хоть залейся. Вырвав, я начинал жадно пить воду, затем опять рыгал, потом снова пил…

В конце концов, мой желудок очистился как те самые Авгиевы конюшни, над которыми упирался Геракл, пустив в них воду из реки через вырытый им канал. Голова просветлела и мысли, наконец, обрели способность выстраиваться в логический ряд.

Действительно, что это было? Бред, навеянный стрессовым состоянием?

То, что появление змей было для моих нервов серьезной встряской, не секрет. Нервов, которые и так порушены «безмятежной» семейной жизнью и эмоционально тяжелым прессом большого города, задыхающегося в выхлопных газах, запахах плавящегося на солнце асфальта и миазмах, исходящих от мусорных баков.

Но если это не бред, то что?

Выбравшись на берег, я рухнул в траву совершенно без сил. Сейчас меня мог бы придушить даже младенец. Одной рукой. У меня было состояние как после тяжелой болезни. Словно я провалялся в коме месяца два.

Я лежал, глядел на светлеющее небо, и вяло размышлял. Ведьмак, думал я, это все он. Уверен. Это его штучки. Но как он смог вызвать столько призраков? Да и вообще – существуют ли призраки на самом деле?

А то как же. Ты сам только что видел. И бежал от них, как заяц.

Нет, это невозможно! Нет никакой мистики! Все это чушь собачья! Тебе все привиделось. Меньше пить нужно.

Заметано – с завтрашнего (пардон – сегодняшнего) дня только пиво. Самогон и виски предназначены для настоящих мужиков. Таких, как Зосима. А ты, Иво Арсеньев, слюнтяй, ипохондрик, почти шизофреник и вообще слабак.

Но как же хочется спать. Глаза слипаются. Спать… Спа-а…

– Загораете?

Я подскочил, словно ужаленный. Надо мною голубело небо, солнце уже вышло из-за дальних лесов, а в озере плескалась рыба, доплясывая зорьку.

Голос доносился откуда-то сверху. Я ошалело покрутил головой и наконец заметил возле себя пару сандалий как минимум сорок седьмого размера. В них торчали ноги без носков – тощие и волосатые, которые тянулись вверх как два столба.

Я поднял голову – и увидел улыбку Чеширского кота. Надо мною парило лицо Кондратки, которое лучезарно и одновременно загадочно улыбалось.

Только встав на ноги, я заметил, что на мне, кроме спортивных хлопчатобумажных трусов, ничего нет. Да и те были изгвазданы в иле до непотребного состояния. Ну и видик…

– В общем… да, – ответил я, с трудом выдавив из себя ответную улыбку.

– Отличная погодка, – бодро заявил Кондратка.

– Не то слово…

Кондратий Иванович был одет в рубаху-гавайку немыслимо яркой и пестрой расцветки (наверное, привез ее из дальних странствий) и видавшие виды коротенькие шорты, которые, похоже, сохранились у него еще со студенческих лет.

– А я вот рыбку решил поудить, – сказал Кондратка.

– Хорошее дело…

– Главное, полезное, – снова заулыбался Кондратка. – Рыба – богатый источник фосфора. А он благотворно влияет на мышление. Рыба для человека науки – это Клондайк, золотая жила творческих замыслов и новых открытий.

С какой это стати у него такое отменное настроение? Неужели ненасытного Кондратку кто-то успел накормить до отвала прямо с утра? Если это так, то тут без Зосимы точно не обошлось.

Что же это он, старый хрыч, нашу охотничью добычу так разбазаривает!? Непорядок. Надо сделать внушение.

– Вы знаете, какая штука случилась ночью? – понизив голос и оглядываясь по сторонам, едва не шепотом спросил Кондратка.

– Откуда? – Вопрос был, что называется на засыпку, и я решил прикинуться шлангом. – Я, знаете ли, по ночам… сплю.

– Я тоже. Но тут такое…

Блин! Кондратка снова улыбнулся – с совершенно счастливым видом. Неужто ночные призраки подбросили ему рукопись монаха Авеля? Облагодетельствовали хорошего человека.

– Тут такое было, – продолжал Кондратка. – Вся деревня взбудоражена.

– Из-за чего?

Меня все больше и больше начал разбирать интерес к его таинственно-счастливому виду. Куда он клонит?

– Здесь появились призраки!

Ага! Значит, ночные видения – это не моя личная галлюцинация. Значит, в этом что-то есть.

– Допустим. Но вы-то чему радуетесь? Какая вам от них корысть?

– Позвольте – вы что, не удивлены!? – Кондратка даже подскочил на месте. – Даже самую малость?

– Мил человек… – Я позволил себе снисходительно улыбнуться, хотя губы почти не растягивались. – Я не верю в призраки и всякую чертовщину. Может, это были огни святого Эльма. Это когда болотный газ начинает ночью гореть. А у нас тут кругом одни трясины и бездонные бочажки.

– Нет, это призраки! – настаивал Кондратка.

– Вы их сами видели?

Кондратка смешался, но все-таки ответил правду:

– Нет, мне рассказывали.

– Кто? Неужто Зосима?

– Старики… как их… Ну эти… которые живут там… – Он махнул в сторону деревеньки, словно пальцем в небо попал.

– Коськины, – сказал я с полной уверенностью.

– Да-да-да! Они.

– Мать моя женщина… Нашли кому верить. Это самые большие балаболки на всю округу. Для них сотворить «сенсацию», что вам сходить в туалет по маленькому.

– Пусть так, – не сдавался Кондратка. – Но об этом говорят и другие. И не только местные, но и приезжие – дачники.

Нужно сказать, что постепенно, год за годом, пустующие избы начали заполняться городским народом. Происходила встречная миграция: деревенские рвались в благодатный, по их разумению, город, к теплым сортирам, а горожане стремились прикупить себе дачку на природе, чтобы отдохнуть от суматошной индустриальной жизни.

Зимой дачники в деревню почти не заглядывали. Ну разве что очень немногие – на Новый год и на Рождество, чтобы отвести душу стрельбой, пусками ракет, катанием по льду озера и распитием огромного количества спиртного, что в городе невозможно в принципе – крышу сорвет.

А на природе ничего, пей, хоть залейся; даже похмелье не такое жестокое. Наверное, чистый лесной воздух способствует быстрой перегонке спирта внутри организма на разные отходы.

Летом же владельцы некогда пустующих изб приезжали сюда почаще; нередко и со своими малолетними отпрысками. Иногда их бывало так много, что мы с Зосимой, не сговариваясь, уходили в леса недели на две – чтобы не оглохнуть от детского гвалта.

Но такие беспокойные моменты на моей памяти случалось редко. Два года назад, когда я съезжал отсюда вместе со своей будущей женой Каролиной в город, большая часть пустующих изб была еще не продана. Сейчас картина изменилась – чужих людей появилось значительно больше.