Виталий Гладкий - Ведьмак

Очнулись дед и баба только утром, когда взошло солнце. Их тоже, как и меня, рвало.

– … Матерь божья, не оставь нас в своих милостях! – закончила свое повествование причитанием баба Федора.

Но креститься не стала; наверное, по запарке забыла. А может, из-за отсутствия у меня иконостаса.

– А вы вчера, случаем, не того?… – Я выразительно щелкнул себя пальцем по горлу. – Иногда, знаете ли, такие глюки бывают…

– Господь с тобой! – воскликнула баба Федора. – Да когда же такое с нами было!?

В конец фразы вкрались фальшивые нотки, я мысленно рассмеялся (было, было, даже на моей памяти…), но все равно поверил ее рассказу на все сто процентов. Симптоматика была схожей.

– Допустим, все происходило так, как вы сказали…

– Точно, точно, так все и было, право слово! – в один голос воскликнули старики.

– Да верю я, верю. Но чем же я могу вам помочь? С нечистой силой ни пулями, ни сталью не справиться.

– Иво… – Бабка испуганно оглянулась, словно за ее плечами стоял кто-то незримый и страшный. – Иво, это все ведьмак… – продолжила она свистящим шепотом.

– Кто таков? – прикинулся я несведущим.

– Ну, из ентих, что у Киндея. Главный… – Бабку вдруг затрясло и она начала заикаться. – О-он с-страшный… Высокий т-такой, ростом с тебя. Глаза г-горят. К-как глянет, н-ноги подгибаются. Одно слово, в-ведьмак.

– Успокойтесь. Все, что вы тут наговорили, не более чем домыслы. Это ваше пугало – просто руководитель секты. Плохой секты – факт. Но не более того. А то, что он надувает щеки с грозным видом, это всего лишь блеф. Просто ему хочется выглядеть более значимым, чем на самом деле. Чтобы его все боялись. Ну, есть такой бзик у человека, что с этим поделаешь. К тому же положение обязывает. Смотрите на него как на мрачного клоуна. Пусть себе смешит публику разными ужастиками. А что касается светящихся призраков, то, скорее всего, это какая-то физическая аномалия. Такое случается. Особенно в отдаленных от города местах. Я сам в газете читал…

Я болтал, как попугай, стараясь успокоить бабку Федору и деда Никифора, и сам себе не верил. А что тогда говорить про стариков. Они тупо заглядывали мне в рот, словно ожидали, что оттуда вылетит, по меньше мере, птица-феникс и защитит их от всех напастей.

Но уже в изрядно выцветших от времени стариковских глазах стояли смертная тоска и неверие, несмотря на мои ссылки на газеты, которым дед и баба все еще продолжали доверять, приученные к этому бывшим коммунистическим режимом.

Вот гад, этот ведьмак! Таких людей может угробить за здорово живешь…

Старики как дети – непосредственные, добрые, хотя и капризные. Но они имеют право на капризы, заслужили всей своей жизнью. И к этому нужно относиться снисходительно, по-доброму, а не брызгать пеной изо рта, доказывая, что они не правы и что их место на полатях в темном углу.

Коськины ушли, что-то озабоченно бубня себе под нос. Я тяжело вздохнул им вслед и продолжил занятие стряпней.

Меня обуревали темные мысли, которые заполнили всю голову, словно монтажная пена, не оставив ни единого светлого пространства.

Явился Зосима. Он вошел в своих бахилах как статуя Командора, но, заметив мой строгий взгляд, которым я одарил его, не проронив ни слова, поздоровался вежливо, сел у порога на специально поставленный там для него табурет, и, кряхтя, снял свою обувку.

Он имел такую привычку – чапать в своих грязных сапогах по моему полированному деревянному полу, который стоил дороже всех изб в деревне; по крайней мере, мне строители предъявили счет за полы на такую сумму, что я потом полдня икал от изумления.

– Варганишь обед? – поинтересовался Зосима, заглянув в сковородку из-за плеча.

– Завтрак, – ответил я коротко.

– Да ну? – удивился Зосима, посмотрел на часы, а затем, для верности, еще и на солнце, выглянув в окно.

Солнечный диск и впрямь уже докатился почти до зенита. Это все Коськины. Они так могут заболтать человека, что он забудет, где у него правая рука, а где левая. Ну, а про время и говорить нечего.

Как-то в городе мне довелось увидеть рекламу пива, где было заявлено, что с каким-то пивом время летит незаметно; сел пить его летом, а поднялся из-за стола под Новый год. Кажется, так, или что-то в этом роде.

В отличие от остальной массы населения нашей страны, я поверил рекламе сразу и бесповоротно. Нет, не во вкусовые качества суперпива, как их расписывали составители рекламных текстовок, а в то, что время – понятие весьма относительное; в тот момент я как раз вспомнил о стариках Коськиных.

Я сам несколько раз подпадал под их дьявольское обаяние, особенно сначала, когда только купил свое бунгало. Как-то совершенно случайно я сел слушать их бесконечные байки в обед и очнулся только вечером. Прошло часов пять-шесть, а мне показалось, что минут двадцать. Меня словно заворожили.

Факир занимается тем же, что и старики Коськины, только без слов, – водит туда-сюда своей дудочкой перед носом кобры, и змея поневоле впадает в транс.

– Есть будешь? – спросил я, установив сковородку с жарким посреди стола.

Тарелки в горке стояли у меня лишь для вида. Как только я подумаю, что их надо будет еще и мыть, у меня сразу отпадает охота корчить из себя воспитанного человека – всякие там судки, тарелочки, вилочки, ножи, бокалы, салфетки, полевые цветы в вазе…

Это все хорошо, когда у тебя есть прислуга. Иди жена. А холостяку такие заморочки нужны, как зайцу стоп-сигнал. В этом и заключается одна их главных прелестей холостяцкой жизни: хочу – ем из кастрюли или сковородки, хочу – стоя или лежа, а стол застилаю старой газетой, исполняющей роль одноразовой скатерти…

И никто меня не упрекнет, что накрошил в постель, что не помыл ложки-плошки, что выпил больше, чем нужно, и не по расписанию. И не благородное сухое вино из далекой Франции, а русскую самопальную водку, которая проникает даже в кость, после чего можно выпасть с пятого этажа без ущерба для здоровья – сам читал о таком случае.

– Дык, это… – Зосима поискал что-то глазами.

– А не рано ли? – пронял я, о чем говорит его ищущий взгляд.

– Нам, пенсионерам, все равно, – с подковыркой ответил Зосима.

Нам! Чертов дед! Да я по сравнению с ним сущий младенец. Интересно, на что это он намекает?

– И то верно, – согласился я без лишних прений.

Посмотрим, что этот вредный старик дальше запоет…

Достав из холодильника остатки «городской», я разлил водку по рюмкам и сказал с сожалением:

– Маху мы с тобой дали…

– Ты о чем? – забеспокоился Зосима.

– Все о том же. Надо было, когда ездили на станцию, прикупить ящик беленькой. Эта бутылка, между прочим, последняя.

– И мне нужно бражку заводить, – мрачно сказал Зосима. – Весь самардык вышел. В избе шаром покати. Это все Кондратка. Неуемный в этом деле человек. Пьет, как моя кобыла воду. А главное – почти не пьянеет. И ты, кстати, мало привез. Поленился?