Елизавета Дворецкая - Дракон восточного моря, кн. 1. Волк в ночи

– Короче, меня обвинили в том, что я собираюсь навязать им подпорченный товар, вместо доброго жеребца всучить негодного, что я оскорбил их род и вообще… – Сигмунд хёльд перевел дыхание и потер раненое плечо. С зимы рана зажила, но иногда давала о себе знать. – Сам Халльгрим сказал, что сочувствует моей потере и отдает должное доблести моих павших сыновей, надеется всегда быть со мной в дружбе, но этот брак, дескать, невозможен, что Ингебьёрг была обещана тому сыну, который сейчас в объятиях валькирий, а теперь она свободна. Мы разошлись мирно, но у меня такое чувство, будто меня помоями окатили! Я не говорю, что это из-за тебя, Бьярни, нет, я ведь сам согласился. Я думал, что мое слово больше значит для этих людей! Я ошибся. Но ведь даже боги иногда ошибаются, чего же требовать от смертных!

– Вы разошлись мирно? – повторил Бьярни, сердито сузив глаза. – Это удивительно, отец. Не мне упрекать тебя, но человеку твоего положения следовало бы больше ценить свою честь. Тебе отказали, посчитали твой род недостойным, и ты готов смириться с этим? Очень странно для человека, не отступившего перед конунгом фьяллей, отступить перед каким-то Халльгримом из Коровьей Лужайки!

– Э, да этот парень еще более горд, чем я сам! – Сигмунд хлопнул себя по бедрам и даже несколько развеселился. – Ну что ж, возможно, ты и прав! Никому не давай себя унизить, иначе охотников найдется слишком много!

– Так бывает! – Ивар хёльд кивнул. – Кто купил новое дорогое платье только что, дрожит над ним посильнее богача, привыкшего к крашеным одеждам!

– А ты, отец, привык к крашеным одеждам, и не тебе привыкать на склоне лет к сермяге! – добавил Бьярни, который прекрасно понял, что родич хотел сказать. – Ивар хёльд прав, и если сейчас я смирюсь с этим отказом, то все мои новые права недорого будут стоить.

– Но я больше не пойду их уговаривать и унижаться, будто бродяга, который выпрашивает кусок хлеба!

– Я сам пойду.

– Ты?

– Да, я. Моей удачи хватило, чтобы не уронить себя перед конунгом фьяллей с трехсотенной дружиной. Так неужели я отступлю перед надменной девушкой и ее надменными родичами? Эрлинг не совершил ничего такого, что давало бы ему право передо мной заноситься, и я сумею его в этом убедить.

– А если он полезет в драку? – воскликнула Йора.

– Не мне его бояться.

– Надо позволить ему, родич, – посоветовал Ивар хёльд. – Бьярни правильно говорит: если он сейчас смирится с этим отказом, то потом ему будет гораздо труднее добиваться настоящего уважения. Конунга фьяллей тут больше нет, а все эти из Коровьей Лужайки теперь каждый раз при встрече будут задирать перед нами носы и мешать нас с грязью.

– Тогда иди с ним сам.

– Хорошо, я не откажусь.

– И вот еще что. – Сигмунд снова сел на скамью. – Имей в виду, Ивар, я должен тебе это сказать, раз уж ты поддерживаешь это дело. Если его там вызовут на поединок и убьют, мне придется вернуть тебе твою сестру и взять другую жену, помоложе, чтобы родить новых сыновей, пока не поздно. Я не могу допустить, чтобы мой род прервался из-за того, что все мои сыновья оказались слишком доблестны. Считай, что я тебя предупредил.

Йора в изумлении открыла рот. Ей-то, конечно, совсем не хотелось бы, чтобы ее мать уехала, а вместо нее в доме водворилась мачеха не старше самой Йоры. Только этого ей не хватает, помимо всех прочих несчастий!

– Этого не будет, Ивар хёльд, не беспокойся, – заверил Бьярни своего заступника, ошарашенного таким оборотом дела. – Моя удача мне не изменит, я это знаю.

На другой день Бьярни и Ивар хёльд опять отправились к Халльгриму. С ними пошли человек десять из дружины и Кари Треска. В битве с фьяллями он был ранен в ногу и всю зиму не выходил из дома, да и сейчас еще заметно хромал, но решил, что Бьярни должен сопровождать воспитатель, подчеркивая тем самым его новое почетное положение, и Бьярни был благодарен старику. На Бьярни была надета красивая фиолетовая рубаха с тесьмой, накидка из черной лисы, зеленый плащ с большой серебряной застежкой и два тонких серебряных браслета – в общем, выглядел он ничуть не хуже тех надменных сынков, которые родились законными. На поясе его висел новый, только что купленный меч, еще не пробовавший ничьей крови.

Новоявленный хёвдинг харада Камберг в своей землянке обсуждал какие-то торговые дела с двумя купцами с побережья. Но, увидев Ивара хёльда, тут же пригласил его зайти вместе со спутниками и кликнул женщин, чтобы угостили пришедших пивом. Халльгрим был высокий мужчина лет сорока пяти, с русыми волосами и рыжеватой бородой, как у многих кваргов, с широким носом, крупными кистями рук. Вид у него был бы весьма мужественный, если бы не углубление между нижней губой и подбородком, где борода отчего-то не росла, и это придавало лицу выражение слабоволия.

В отличие от собственных детей, он и сейчас, после своей победы, держался с родней бывшего хёвдинга подчеркнуто любезно, но Бьярни видел, что истинного расположения в этих улыбках и учтивых речах нет ни капли.

На зов вышли две женщины. Одна, пожилая и полная, видимо, его жена, была одета в верхнюю рубаху и хенгерок с отделкой из заморского шелка с вытканным золотым узором, а между позолоченными застежками на ее груди покачивалось четыре или пять ниток дорогих разноцветных бус, вместе похожих на какую-то диковинную пеструю кольчугу. Вторая, молодая девушка в желто-коричневом платье, окрашенном корой дуба, с простым поясом из тесьмы, с бронзовыми застежками, но без ожерелий или иных украшений, кроме тонкого, тоже бронзового, браслета. Бьярни окинул ее быстрым взглядом и сразу отметил: нет, не она. Тем вечером после состязаний в беге он совсем не разглядел йомфру Ингебьёрг, но у этой девушки было продолговатое лицо с высоким лбом и небольшими, близко посаженными глазами, с густыми черными бровями, не уродливое, но и без особой красоты. Хороши у нее были только волосы: очень густые, ниже пояса, пушистые, темно-русые. Это не могла быть дочь Халльгрима, первая красавица и лучшая невеста харада.

Пока пожилая женщина угощала Ивара хёльда, приветствуя его с многословным, таким же, как у мужа, неискренним дружелюбием, русоволосая девушка подошла к Бьярни, подала ему чашу с пивом и вежливо сказала только: «Приветствую тебя». Держалась она скромно, с мягким сдержанным достоинством, и в ее взгляде, обращенном на Бьярни, не было ничего от общей надменности этого семейства. Она смотрела скорее сочувственно, зато с вполне искренним интересом. Вот только голос был очень похож на тот, что разговаривал с ним из-под козьей маски, и Бьярни на миг усомнился: а может, все-таки она? На руке у девушки он заметил красное пятно, видимо, от недавнего ожога, а пальцы были загрубелые, как у служанки. Уж конечно, хозяйская дочь поберегла бы красоту своих рук и не стала возиться возле котлов на очаге. Пожалуй, это была побочная дочь хозяина или дочь кормилицы: ни то ни се, как сам Бьярни раньше.