Елизавета Дворецкая - Ясень и яблоня, кн. 1: Ярость ночи

– У Торварда конунга и в мыслях не было обидеть богиню! – почтительно и непреклонно ответил Гельд. – Какая же обида в том, что он признает тебя, ее служительницу, прекраснее всех на земле?

– А может, он еще захочет поселиться в Доме Золотой Яблони, потому что он – прекраснейший из земных строений? – насмешливо ответила Эрхина. – Никогда еще не бывало, чтобы жрица Богини забыла свой род и свой долг ради того, чтобы быть чьей-то женой, рожать чьих-то детей!

– Я не вижу тут никакого забвения. Ведь род твой продолжается так же, как и всякий другой. У Меддви, дочери Харабаны Старого, была дочь, а у той тоже были дети. И у каждой из них был муж, не бог, а простой земной человек, хотя и славнейший, достойнейший из людей. Не вижу, почему бы этим человеком на сей раз не оказаться Торварду конунгу. Что касается его рода, то едва ли найдется лучший. Он происходит от единого с тобою корня, от потомков Харабаны Старого и Хальмвейг Жрицы.

– Я рождена для Трона Четырех Копий! А его никто еще не оставлял ради того, чтобы быть просто чьей-то женой!

– Все когда-то бывает впервые. А что касается Трона Четырех Копий, то, насколько мне известно, у него есть и другая наследница. Среди этих прекрасных женщин, – Гельд обернулся и слегка поклонился нарядным женщинам, сидевшим вдоль стены под ковром, – я вижу девицу по имени Дер Грейне, дочь Тальмарха. Она тоже внучка покойной фрии, а значит, она так же, как и ты, достойна принять наследство и занять место на троне.

Гельд недаром провел те три дня, пока ожидал встречи с Эрхиной, и легко раздобыл в храме на пристани все эти сведения, сами по себе никакой тайны не составлявшие. Эрхина вонзила в него негодующий взгляд: чтобы разгневать ее, ничего лучше этого напоминания и придумать было нельзя. Но опровергнуть вслух права Дер Грейне она не могла и оттого негодовала еще больше. Сама наследница сидела, опустив глаза, и Эрхина видела в ней почти преступницу, действующую в сговоре с этим дерзким чужаком.

– Ваша свадьба может быть отложена до тех пор, пока твоя достойная молодая родственница не будет готова заменить тебя, – продолжал Гельд. – Или ты можешь оставаться здесь, уже будучи женой Торварда конунга, пока замена не будет готова. Он даже сам может жить здесь с тобой это время. Словом, мы найдем, как примирить Фьялленланд и Туаль. Нет такого затруднения, из которого здравый ум не мог бы найти выход. Была бы добрая воля.

– Никогда не было такого, чтобы фрии острова Туаль выходили замуж! – жестко отчеканила Эрхина, склоняясь с высоты своего трона и устремив на Гельда взгляд, разящий и грозный, как копье Одина.

– Но ведь Хальмвейг Жрица была женой Харабаны Старого и матерью его восемнадцати сыновей, – мягко и просто, как будто напоминая то, что она случайно упустила из виду, ответил Гельд. – А то, что бывало в древности, священно. То может и должно повторяться в веках. Как говорится, что вверху, то и внизу.

Это было одно из основных положений божественного учения, которое Эрхина была приучена безусловно почитать. Оно, конечно, осталось без возражения, на что Гельд и рассчитывал. Но эта невозможность возразить еще сильнее разжигала ее негодование, и Эрхина судорожно сжимала свой камень-амулет, усилием воли выталкивая из себя и топя в нем свой гнев и раздражение.

– Любовь – величайший дар и благо Богини, – мягко заметил Гельд. – И та, что отказалась от власти и наивысшего почета ради любви, обретет милость Богини и станет героиней многих песен, любимейшей народом.

Эрхина не ответила, и едва ли эти слова дошли до ее сознания. Она желала прославиться обладанием, а не отказом.

– Каков же будет твой ответ, чтобы я мог передать его Торварду конунгу? – с невозмутимой учтивостью спросил Гельд.

– Мой ответ…

Эрхине хотелось просто сказать «нет», но этот необоснованный отказ выглядел бы глупо и не прибавил бы ей чести. Она цеплялась за черный камень, как за якорь, позволявший держать себя в руках, но он не мог подсказать ей, какого ответа заслуживает это неслыханное посягательство на ее независимость и честь!

– Я дам ему ответ, но не сейчас! – надменно и с ледяным спокойствием произнесла она. – Я дам его позже. Возвращайся назад к твоему конунгу. Ты выполнил его поручение, сказал мне то, что должен был сказать. Мой ответ ему передадут те, кому я это поручу.

– Скоро ли будет твой ответ?

– Не позже конца зимы.

– Но зимой Торварда конунга не будет в Аскефьорде. Каждую зиму конунги фьяллей ездят с дружиной по стране, собирая дань. И вернется он только к Празднику Дис.

– Вернувшись, он узнает мой ответ. Это все, что я могу сказать тебе.

Гельд молча поклонился.

Попрощавшись, фьялли ушли из Аблах-Брега и уже на следующий день двинулись вниз по реке Дане, обратно к морю. По пути Гельд внимательно оглядывал берега и посвистывал. Прибыв через пятнадцать дней в Аскефьорд, он подробно пересказал свою беседу с фрией Эрхиной, стараясь не смотреть в лицо Торварда конунга, темневшее на глазах. Поскольку окончательного ответа он не привез, в Аскефьорде не выразили ни радости, ни огорчения и, как сговорившись, почти не обсуждали состоявшееся сватовство. Оставалось ждать. Через несколько месяцев, к Празднику Дис, все уже будет ясно. Конечно, четыре месяца – немалый срок, но большие дела и не делаются быстро.

Гельду было больше нечего тут делать, и он вскоре собрался обратно к внутреннему морю, чтобы от Островного пролива, где остался его корабль, отплыть в Эльвенэс. Эрнольв ярл с дружиной проводил его на два перехода, но дальше не мог: ему предстояло возвращаться в Аскефьорд и брать на себя его охрану, поскольку Торвард конунг уже собрался в зимнюю поездку по Фьялленланду. И только перед самым расставанием он наконец задал Гельду тот вопрос, который все эти дни не шел у него из ума.

– Вот, ты ее видел! – решительно, как и все, что он говорил и делал, произнес Эрнольв ярл. – Как ты все же думаешь: она откажет?

– Откажет! – мгновенно ответил Гельд. – Не хотелось бы быть «восточной кукушкой» [8] Су­ще­ст­во­ва­ло по­ве­рье, что го­лос ку­куш­ки с вос­то­ка пред­ве­ща­ет бе­ду. , но я уверен. И – знаешь что? – Гельд положил руку на широкое плечо своего давнего друга и заглянул ему в лицо. – Тебе я могу сказать. Она откажет, и это будет большой удачей для Торварда конунга. Мне пятьдесят один год, я знал в жизни многих женщин и кое-что в них понимаю. Эта красавица с заколдованной горы, конечно, молода, знатна, умна и все такое. Но она не из тех, чья любовь может сделать мужчину счастливым. Ее любовь и ее ненависть одинаково будут хуже смерти, и самое лучшее – просто держаться от нее подальше. Ты знаешь, я люблю Торварда конунга, и я желаю ему никогда в жизни больше не слышать о ней.