Елизавета Дворецкая - Ясень и яблоня, кн. 1: Ярость ночи

Но тут Эрнольв с ужасом осознал, что не помнит, впереди или позади осталась пройденная долина. Он стоял на перевале, и все горы казались одинаковыми. Закрыв глаза и с усилием сосредоточившись, Эрнольв вспоминал: нет, он не поворачивался, пройденный путь лежит позади.

– Назад! – Оглянувшись к своим людям, Эрнольв ярл сделал знак секирой. – Идем снова! Они должны быть там, и мы их найдем!

Сидя у входа в свою пещеру, кюна Хёрдис ждала вестей. Она приказала покрыть ковром валун и теперь устроилась не хуже, чем в гриднице Аскегорда. Глядя в темное небо, где луна из-за облаков бросала полосы белого света на дно долины и на склоны гор, кюна чутко прислушивалась к тишине, но мысли ее были не с Эрнольвом ярлом и не с туалами, а в далеком, далеком прошлом. Для всех обитателей Аскефьорда, кроме разве пастухов, ночлеги в пещерах казались дикостью, но в ее душе эти ночи бегства затрагивали какие-то глубинные, забытые струны. Ей вспоминались другие ночи, давно осевшие на самое дно памяти, когда она, еще не кюна, а Хёрдис Колдунья, двадцатилетняя девушка, жила в пещере великана Свальнира, там, в Великаньей долине, на далеком полуострове Квиттинг, где была ее родина. Целых два года, которые показались ей вечностью и выделились в какую-то совсем отдельную жизнь, она проводила дни и ночи вот так же, сидя на камне у порога пещеры, только безо всякого ковра, и видела перед собой почти то же: темное небо с плывущими светло-серыми тучами, белый круг луны, горные вершины, залитые призрачным светом…

Ей вспоминались все ее тогдашние чувства и ощущения, и сердце щемило – то ли от боли горьких воспоминаний, то ли от грусти по ушедшей молодости. Те два года были тяжелы, так тяжелы, что она теперь не понимала, как сумела это выдержать и не сойти с ума, не броситься головой вниз со скалы. Но, вспоминая себя тогдашнюю, кюна Хёрдис безотчетно тосковала по той Хёрдис, которой было всего двадцать лет… Долина Турсдален, огромная пещера, уходящая прямо в Нифльхейм, великан по имени Свальнир и девочка-ведьма, которую она родила в той пещере и которая в годовалом возрасте выглядела двенадцатилетней… Издалека все это казалось принадлежностью чьей-то чужой жизни, но сейчас кюна Хёрдис заново переживала все это: свою огромную и ненужную силу, неутолимое и неисполнимое стремление к людям… Там, в пещере, она довела до совершенства свое умение желать и оттого стала всемогущей. Это закон руны Науд: сила родится из нужды. Та пещера не осталась на Квиттинге, она продолжала дышать холодом в душе кюны Хёрдис и не давала растерять силу, купленную такой дорогой ценой.

– Там все тихо! – из темноты показался Эгиль Камыш, один из хирдманов, которых кюна послала на разведку. – Никакой битвы не видно.

– Может, под «колдовским облаком» нам не рассмотреть? – предположила фру Свангерда, в смертельном страхе ждавшая вестей от мужа.

– Скорее похоже, что они их не нашли! – вставил Асвальд ярл. В темноте его не было видно, но Хёрдис очень живо воображала язвительный взгляд его зеленых глаз. – Как я и говорил. Топчутся вокруг, а найти не могут. А там и ночь пройдет.

– Ну, если так… – Кюна Хёрдис вдруг соскочила со своего «тронного камня» и встала на ноги. – Значит, я сама пойду!

– Ты? – изумленно воскликнул Асвальд. – Куда ты пойдешь?

– Если люди не могут найти этих мерзавцев под «колдовским облаком», я знаю, кто их найдет! – азартно вскричала кюна. Задумчивость с нее слетела, вся она, как в молодости, горела, захваченная своим замыслом. – Я сама найду тех, кто их найдет! Дайте мне факел! И что-нибудь железное!

Из глубины пещеры, где за занавеской из нескольких плащей горел костер, ей принесли факел; кюна схватила его, огляделась и сама вырвала из рук хирдмана секиру.

– Что ты хочешь делать? – обеспокоенно спросил Асвальд, и Хёрдис порадовалась про себя, что сумела-таки его задеть. – Куда ты?

– Я найду тех, кто найдет их под «колдовским облаком»! – повторила она и бросилась вон из пещеры. – Сидите все здесь!

Вся толпа мужчин и женщин, домочадцев и беглецов, не пожелавших отстать от кюны, сгрудилась у входа в пещеру, провожая ее изумленными глазами. Легко, как молодая, кюна бежала прочь по склону горы, держа в одной руке горящий факел, а в другой секиру. Края ее темного плаща развевались, как крылья, и от этого зрелища, от вида женщины среди черных пустых скал, вооруженной огнем и железом, бросало в дрожь: казалось, сама валькирия, дева смерти, явилась сюда, чтобы повести воинов на битву.

Кюна Хёрдис пробежала немного по склону, потом пошла медленнее. Временами она останавливалась, прикладывала ухо к камню, прислушивалась к чему-то в глубине горы, иногда постукивала по скале обухом секиры и снова слушала. Она забыла себя, забыла свою жизнь за последние двадцать пять лет: в ней снова проснулась Хёрдис Колдунья из великаньей пещеры, не знающая иных друзей и собеседников, кроме камней. Переходя от выступа к выступу, она постукивала секирой, прислушивалась к отзвукам в теле горы и шла дальше. Много лет миновало и многое изменилось, но она не забыла этот язык.

То поднимаясь, то опускаясь, перепрыгивая с камня на камень, с уступа на уступ, кюна наконец нашла место, которое показалось ей подходящим. В нескольких шагах от нее в скале чернело широкое, неровное отверстие пещеры. Здесь она остановилась, приподняла факел в левой руке повыше, а секиру повернула обухом к земле и запела, произнося слова спокойно, размеренно и четко:

Факел в ее руке чертил в темном воздухе оберегающие руны, а секира раз за разом опускалась четким движением, как будто каждое слово заклинания было гвоздем, который она заколачивала в камень под ногами. Взгляд кюны Хёрдис не отрывался от темного провала пещеры. Она пела, и в той глубокой темноте ей уже мерещилось неясное движение, сначала отдаленное, потом все ближе к границе черноты и блеклого лунного света.

С последним словом заклинания тьма в отверстии пещеры шевельнулась и наружу показалась большая, уродливая голова чудовища, которое ростом превышало даже Эрнольва ярла.

– Кто – зовет – нас? – прогудел низкий, глухой, медленный, малоразборчивый голос.

При виде этого движения, при звуке этого голоса домочадцы Аскегорда всей толпой дрогнули и отшатнулись в глубь своей пещеры. Не дрогнула только кюна Хёрдис.

– Проснись, Племя Камней! – воинственно и повелительно воскликнула она. – Солнце Умерших давно уже поднялось над долинами Черных гор, а вы все спите и не знаете, какая случилась беда! Коровы из ваших стад похищены чужаками! Вы должны постоять за свое добро!