Дмитрий Михалек - Чужая тень

— 222, 223, 224…

— Фух, учитель еле успел!

Запыхавшийся Эй ворвался на крышу через люк. Его лицо было помято, на носу красовалась ссадина, а под глазом — фонарь иссиня-фиолетового цвета.

— Вообще-то не успел! — укорил его я. — Что с лицом?

— Да вчера на косяк дверной наткнулся, — отмахнулся Эй.

— Натолкнулся и упал на кулаки? — мельком глянул я на содранную кожу.

— От тебя, мастер Бенджи, ничего не утаишь! Да, вчера вы ушли, и я себе на еду немного на ринге выиграл.

— Разве тебя не кормят даром кормчие, которым ты помогаешь? — поднял я вопросительно бровь.

— Так это не то. Заработанное же вдвойне вкуснее, — улыбнулся он и встал напротив меня. — Что сегодня учим?

— Скажи ему, что будем учить проход в переднюю ногу противника. Культиватора из него всё равно не получится, — произнес Зэр. — Надо объяснять почему?

Объяснения не требовались — это я заучил уже давно, хотя и считал, что от таких знаний мне не было никакого толка. Эйвин обладал довольно распространенными в Перекате фиолетовыми глазами, а это значило, что, как ни крутись, выше бронзовой лиги ему не подняться. Иногда Зэр меня поражал — он всегда мыслил чуть наперёд, первым делом вглядываясь людям в глаза. Казалось, его не смущало, что я и вся наша команда всё ещё находимся на первой ступени бронзовой лиги. Ко мне и к Ларе он относился так, как заводчик к породистым собакам, а ко всем остальным, стоило их глазам быть не того цвета, что нужно, — словно к безродным дворнягам. Мало того, Зэр навязывал это отношение и мне.

“В первую очередь смотри на глаза. Чем выше потенциал, тем быстрее и качественней боец культивируется, а значит, в его арсенале могут быть зачатки сложных и потому опасных боевых приемов”, — вспомнилось мне.

Я показал Эйвину принцип прохода в переднюю ногу, медленно поднял его в воздух, крутанув на сто восемьдесят градусов, и так же медленно опустил его на холку спины.

— Офигенная штука! — похвалил технику Эй и тут же скользнул в мою ногу, приподняв меня над уровнем крыши.

— Напряги пресс, — скомандовал Зэр, — Группируйся, и будешь падать не на шею, а на спину!

Я послушался. Итогом оказалось мягкое падение.

Мы тренировались около двух часов. Я нарочно не применял своё ЦИ. Вложи я в и без того опасный бросок хотя бы крупинку силы второй ступени бронзовой лиги, “бурецвет” проломил бы крышу и мы бы рухнули в жилую комнату под нашим тренировочным залом.

После тренировки был сон, затем — обед, хотя есть совсем не хотелось. Внутри на уровне солнечного сплетения словно горел огонь, в голову лезли разные мысли из разряда: “А вдруг я проиграю”, “а вдруг придётся начать культивацию сначала” и еще много-много таких “а вдруг”.

— То, что ты ощущаешь, — произнес Зэр, — в мире боевых искусств называется горением. По сути это волнение перед боем, но это пламя способно сжечь всё твоё ЦИ и оставить тебя к моменту боя без сил.

— Ну ведь правда, там же будут другие культиваторы. А вдруг они сильнее?

— И этот вопрос тоже называется горением. Повторяй за мной мысленно:

“Я тренируюсь больше всех”, “Я тренируюсь под руководством лучшего учителя на материке”, “Кого бы я там ни встретил, ему нечего будет мне противопоставить, потому что я тренируюсь больше всех”. Заучи это как мантру и повторяй постоянно, чтобы ты не просто знал, что ты лучший, а всегда помнил об этом.

— Как всегда, нескромно и вполне в твоем духе. — Я отодвинул чашку с салатом.

— Скромность украшает, но никогда и не в чём не помогает. Запомни это, Райс, нигде и никогда! — тем же спокойным тоном произнёс император. — Я не волнуюсь за тебя. Знаешь почему?

— Потому что я больше всех тренируюсь и у меня лучший учитель, и даже если там будут культиваторы, им нечего будет мне противопоставить?

— Именно, Райс. Шут, давай какую-нибудь песню! — скомандовал Зэр.

— Какую, ваше высочество?

— Долгую и веселую на целый день и весь вечер до начала турнира, чтоб Райс не горел.

Блик запел:

Когда пасли в деревне коз

Смышленый Фил и Лизз,

Он вдруг возьми задай вопрос:

“Живой ли падший лист?”

Она сказала: “Точно нет,

Ведь он упал с дуба”

А Фил лишь хмыкнул ей в ответ,

Сказав: “Закрой глаза!”

Сказав: “Закрой глаза!”

“А хочешь, чтобы он ожил?” -

С усмешкой он спросил

И вдруг с себя портки стянул,

себя листком прикрыл

“Ну да, конечно удиви!”

И Фил ведь удивил:

Он лист ей в руку положил,

А в листе — младший Фил,

А в листе — толстый Фил!

В комнату вошла Лара.

— Что за мерзость?

— Классика, — растерянно ответил Блик.

— Какая же это классика? — покачала головой она. — Какая-то похабщина…

— Ну так две тысячи лет прошло, как я это сочинил, значит, классика! — улыбнулся Блик и посмотрел на императора:

— Дальше петь?

— Лар! — обратился к ней Зэр — у Райса турнир вечером. Ему сейчас волноваться нельзя, поэтому смешные песни, еда и сон ему очень как нужны.

— Турнир, значит? Ты говорил, что тут много мест культивации, а сам нас к ним не ведешь, — скрестила руки на груди Лара.

— Подсела на артефактики? — улыбнулся Зэр. — Будут вам места силы, успеете еще. Вечером все на турнир идём. Будем поддерживать Райса!

— Отлично, — кивнула Лара. — Наконец-то хоть что-то. А то я лечу их всех без выходных, а вы только тренируетесь…

— Ты хоть лечишь, Райс хоть тренируется, я же вообще только швабры держу и песни пою! — обиженно проговорил Блик.

— Магическое искусство сложно и витиевато! — пошутил Зэр. — Швабры и песни — самая его суть!

— Я пойду себя в порядок приведу! — С этими словами Лара вышла из комнаты.

— Блик, — спросил я, — а чем закончилась песня про Фила и Лиззу?

— Там много вариантов, — задумался тот. — Зависит от того, кому поёшь. Если дамам, то Филу рубят голову, если мужикам, то Лизза долго теребит младшего Фила, не понимая, что это лист.

— А мне бы ты какую концовку спел?

— Тебе бы? — протянул Блик и запел:

Его прогнали со двора.

И он ушёл во тьму,

Но тараторит детвора:

Лиз плачет по нему.

Какая суть, этично ли?

Когда в руках судьба,

Могли бы вместе быть они,

Когда бы не листва!

Открой б она глаза!

— Печально, — вздохнул я. — И парень извращенец, и девка не знает, чего хочет.

— Знаешь, критиковать каждый может, а вот напиши сам свою хотя бы одну песню, тогда и будешь говорить, что главный герой — камень и автор испортил сюжет! — отвернулся Блик. — Вот не буду на тебя обращать внимание, так станет тебе ветер песни петь, а ясень истории рассказывать!

— Ты чего такой обидчивый сегодня? — удивился я.

— Я — автор этой песни! Ты еще её запиши и всем спой, пока я не вижу!

— Зачем мне это?

— Не знаю. Так со всеми бывает: сначала ругают, потом воруют и поют, наплевав на то, что это — чье-то творчество. И ты так сделаешь!