Брайан Херберт - Песчаные черви Дюны

Робот не успел рассмеяться еще раз. Дункан шагнул вперед схватил платиновую руку, торчавшую из-под роскошного рукава.

— Так сделай это, Эразм.

Он придвинулся ближе к роботу, протянул вторую руку и прижал ее к лицу Эразма странно интимным жестом. Предзнание вело Дункана, он и сам не очень хорошо сознавал, что делает.

— Дункан, это опасно, — сказал Пауль, — ты же знаешь.

— Это я представляю теперь опасность, Пауль. Мне же ничто угрожать не может. — Дункан стоял теперь в нескольких дюймах от робота, чувствуя свои растущие возможности.

Хотя в его представлении о будущем и были белые пятна, ловушки и западни, которых он пока не мог предвидеть, Дункан все же чувствовал себя очень уверенно.

Робот помедлил, как будто что-то прикидывая, потом схватил Дункана за руку и — таким же жестом — протянул другую, чтобы коснуться лица человека. Темные брови Дункана сдвинулись, когда он испытал странное ощущение. Холодный металл показался ему мягким, казалось, он вот-вот погрузится в него. Дункан расширил сознание, мысленно потянулся к Эразму, к неизведанному пространству мышления независимого робота, а Эразм сделал то же самое по отношению к нему. Пальцы робота удлинились, обхватив кисть Дункана словно перчаткой. Текучий металл покрыл запястье и пополз дальше, на предплечье. Дункан ощутил жгучий холод, когда Эразм заговорил.

— Я чувствую, как растет доверие между нами, Дункан Айдахо.

Шли мгновения, Дункан не мог сказать, сам ли он берет что-то у Эразма или робот отдает все, что было нужно нарождающемуся Квисац-Хадераху — буквально все. Несмотря на то, что теперь они были слиты воедино, Дункану было мало и этого. Вязкий металл покрывал его руку, как песчаные форели в свое время — очень и очень давно — покрыли кожу и совершенно поглотили тело юного Лето II.

Машинный город был почти полностью разрушен. С исчезновением Омниуса конструкции Синхронии перестали менять свои формы. Строения перестали раздуваться и опадать, двигаться, как кусочки мозаики, здания перестали менять свою конфигурацию. Словно огромный сломанный двигатель, город остановился, застыл. Улицы оказались перегороженными, некоторые здания погрузились в землю, некоторые приняли незаконченный вид. Уличные вагоны повисли в воздухе, болтаясь на невидимых, электронных нитях. Всюду валялись гротескные трупы лицеделов и изуродованные остовы боевых роботов. К небу поднимались столбы огня и дыма.

Уставшая, несмотря на одержанную победу, Шиана с удовлетворением оглядывала поверженный вражеский город. Она шла по разрушенной улице, когда увидела одинокую фигурку мальчика, стоявшего среди покореженных зданий. Вид у него был расстроенный, но Шиана никогда до сих пор не видела его таким сильным — этого преображенного теперь Лето II. Он покинул червей, отправив их заканчивать разрушение города, но даже теперь он все равно оставался частью этих чудовищ.

Лето, задрав голову, рассматривал болтавшийся в воздухе вагон. Шиана увидела, что с мальчиком вообще творится что-то странное, что-то чего не было в нем еще вчера. Шиана все поняла.

— К тебе вернулась память.

— В мельчайших подробностях. Я переживаю ее и сейчас. — В глазах Лето отражалось бремя столетий, а сами глаза были синими — он насытился пряностью в тесном контакте с червями, которыми управлял. — Я — Тиран, бог-император.

Голос его был громким, но невероятно усталым и тусклым.

— Но ты, кроме этого, Лето Атрейдес, брат Ганимы, сын Муад'Диба и Чани.

Он улыбнулся, словно сбросив с плеч часть тяжкого груза.

— Да, и это тоже. Я все, чем был мой предшественник — и я червь. Жемчужина сна внутри них раскрылась, и я проснулся.

Шиана вспомнила этого тихого мальчика таким, каким он был на борту корабля-невидимки. Его прошлое было самым ужасным, оно было хуже, чем у кого-либо другого, и вот теперь того невинного мальчика больше нет.

— Я помню каждую смерть, причиной которой был. Каждую, все до единой. Я помню всех моих Дунканов и помню причины, по которым они лишались жизни. — Он снова посмотрел вверх, схватил Шиану за руку и оттащил ее под навес одного из уцелевших зданий.

Спустя секунду лопнул невидимый трос и вагон рухнул на землю на то место, где они только что стояли. В вагоне кучей лежали мертвые лицеделы.

— Я знал , что он упадет, — сказал Лето.

Шиана нежно улыбнулась.

— У каждого из нас свои особые таланты.

Они взобрались на разбитое здание, чтобы лучше осмотреть разрушенный город. Дезориентированные роботы бестолково суетились среди дымящихся развалин, словно ожидая инструкций.

— Я Квисац-Хадерах, — отчужденно сказал Лето II. — Им был и мой отец. Но теперь все стало другим. Неужели я мог планировать все это тогда, давно, как часть моего Золотого Пути?

Как будто повинуясь его зову, из-под земли с шумом вынырнули четыре червя и нависли над развалинами. Потом Шиана услышала скрежещущий шорох, и из-под земли появились еще три червя, пришедшие с другой стороны, разбрасывая в стороны строения и пробуравливая руины. Они стали больше, чем были. Теперь черви выстроились, окружив Шиану и Лето.

Самый большой из них по кличке Монарх повернул голову к людям. Лето без страха взобрался на верхний этаж здания и приблизился к чудовищу.

— Ко мне вернулась память, — сказал Лето Шиане и шагнул вперед, — но не восстановилось мое дремлющее бытие, каким я обладал, будучи богом-императором, когда люди и черви стали единым целым.

Монарх положил голову на колонну под ногами Лето, и остальные черви последовали его примеру. Они выглядели сейчас, как верноподданные у трона своего владыки. Коричный запах меланжи наполнил воздух.

Лето протянул руку и погладил Монарха по голове, провел рукой по краю его пасти.

— Мы будем мечтать вместе снова, да? Или мне отпустить вас, чтобы вы продолжали мирно и счастливо спать?

Шиана тоже бесстрашно коснулась червя, ощутив ладонью твердые кольца.

Вздохнув, мальчик добавил:

— Я скучаю по людям, которых когда-то знал, особенно по Ганиме. Вы не вернули ее мне своей программой гхола.

— Мы не подумали о таких личностных последствиях, — сказала Шиана. — Прости нас.

Синие глаза Лето наполнились слезами.

— У меня так много мучительных воспоминаний из тех времен, когда я еще не покрылся песчаными форелями и они не стали моей частью. Мой отец отказался сделать выбор, какой сделал я, — он отказался платить кровью за Золотой Путь, но я, как мне казалось, сделал лучший выбор. Какими же надменными и самонадеянными бываем мы в молодости!

Перед Лето возникла голова червя. Пасть его была раскрыта, как пещера, полная пряности.