Андрей Каминский - Игра Ловца [СИ]

В эпоху нового Владычества самыми везучими могут оказаться те, кто умер первыми.

Ночь спустилась на Драконий Камень, окутав и мрачный замок, давший название острову, и рыбацкие селения c портом на побережье и высившуюся над всеми ними исполинскую гору. Сейчас Драконий Камень спал, как и таившийся в его недрах подземный огонь, как и весь остров, убаюканный обманчивым спокойствием ночи. С тех пор как Дейнерис Таргариен увела свою армию на Север, Драконий Камень редко пользовался вниманием владык Вестероса, почти забывших об острове с которого некогда началось Завоевание. Императрица Серсея держала здесь гарнизон, но о его присутствии напоминал лишь красно-золотой стяг Ланнистеров, развевающийся над Драконьим Камнем. Раз в год с островитян собирались подати, но в остальном их жизнь особенно не изменилась и они думали, что так будет всегда.

И никто — ни на острове, ни во всех Семи Королевствах, не мог и представить насколько они ошибались.

Стяг Ланнистеров по-прежнему реял над мрачными химерами Драконьего Камня, но сами солдаты перестали нести службу. Они спали, спали вечным сном: удушенные скользкими кольцами, отравленные змеиным ядом; лежали, уставившись в потолок мертвыми глазами или схватившись за горло, на котором алели ранки от острых зубов, высосавших всю кровь. Начальник гарнизона, сир Сэмвелл Спайсер, сидел за Расписным Столом в Каменном Барабане: лицо его было черным, искаженным гримасой ужаса.

За этим же столом находилось еще трое — единственные живые существа во всем замке. Во главе стола восседала Рейнис Таргариен, в ниспадающем черно-красном облачении, несколько скрывающим ее изуродованное тело. На обезображенном ожогами и шрамами лице лихорадочно поблескивали сиреневые глаза. Слева от нее, в неизменном белом одеянии сидела леди Арабелла Марч и ее зеленые глаза зловеще мерцали в сгустившемся полумраке. Справа же от Рейнис сидела Марселина де Русси, чьей единственной одеждой оставались ее длинные волосы.

На самом же столе, свившись кольцами, раскачивал богоподобной головой черный змей. Что-то было завораживающее в его движениях — человекозмей двигался в некоем, слышимом только ему ритме, напоминавшем о приближении того, ради чего собрались все четверо. Путь сюда был неблизок и нелегок, но никто из сидевших за столом не пожалел, что проделал его.

Змей вскинул голову, издав протяжное шипение, когда стены замка слегка дрогнули — а вместе с ними вздрогнул и весь остров. За первым толчком последовал второй, куда сильнее, потом еще и еще. С потолка посыпалась пыль, покосилась и с жутким грохотом рухнула одна из уродливых горгулий, украшавших стены замка. От берега послышались тревожные крики проснувшихся селян, мычание и блеяние встревоженного скота. Лица всех четырех как по команде повернулись в сторону окна открывавшегося в сторону Драконьей Горы, когда ее вершина взорвалась потоками огнедышащей лавы и клубами черного дыма. И в этом дыму в ночное небо взмыл исполинский дракон, больше всех, что когда-либо видели на Драконьем Камне. Лунный свет замерцал, переливаясь на множестве драгоценных камней, несокрушимой броней покрывших громадное тело. Сложив крылья, чудовищный змей нырнул вниз, облетая свои новые владения.

С трепетом выбежавшие на улицы, слышали вырывавшиеся из жуткой пасти слова незнакомой речи, подобно раскатам грома оглашавшими Драконий Камень.

— Мои зубы — мечи, мои когти — копья, крылья поднимают бурю, удар хвоста подобен удару молнии! Я это пламя!

Огненный поток, обрушившийся на прибрежные селения разом испепелил и рыбацкие лодки и хлипкие домишки и заметавшихся словно муравьи несчастных людишек.

— Я - это Смерть!

Об этом замке уже давно не судачила людская молва — реальность оказалась страшнее всех старых сказок. Тьма теперь царила к югу от Стены, простирая черные крылья на Вестеросом, здесь же царило забвение и запустение. Лишь шорох крыс да шелест ветвей чардрева, проросшего сквозь дыру в крыше кухни, нарушали здешнюю тишину. Люди не интересовались этим местом: двести лет минуло с тех пор как братья Ночного Дозора покинули Твердыню Ночи — и с тех пор лишь раз человеческие существа пришли в замок, дабы пройти по ту сторону Стены. Но ныне ледяная громада, лишившаяся своей магии, медленно таяла — а вместе с ней разрушались и давно покинутые замки. Дворы Твердыни превратились в небольшие рощи, в помещениях царили тлен и пустота, сквозь грифельный пол кухни проросли дикие травы и кустарники. Густые заросли почти скрыли черный зев колодца, скрывавшего давно забытую всеми тайну. Казалось — века пройдут с тех пор, как она станет вновь интересна людям.

Однако на деле ждать пришлось гораздо меньше.

Крысы, копошившиеся на дне колодца, на миг прекратили нескончаемую возню, задрав острые мордочки и напряженно прислушиваясь к доносившимся звукам. Сверху слышались негромкие голоса, стук камня о камень и чье-то натужное дыхание. И вдруг — в колодец с ужасающим грохотом обрушилось что-то большое и черное, ударявшееся о каменные стены, распугивая разбегавшихся крыс и давя оказавшихся слишком нерасторопными. С приглушенным чавканьем странный предмет врезался в дно колодца, наполовину утонув в жидкой грязи. Ненадолго опять воцарилась тишина, нарушаемая лишь писком встревоженных тварей. Однако вскоре сверху снова послышались голоса, шарканье подошв по камню и дыхание людей, спускавшихся по ступеньками в стенках, витками уходящими вниз.

Один за другим нежданные гости спускались на дно колодца. Первыми оказались двое высоких мужчин, в куртках из вареной кожи. Один из них держал в руках факел, отбрасывавший причудливые тени на покрытые селитрой стенки. Вслед за ними спустился тощий мужичок, с пегой бородкой и бегающими темными глазами. Он носил все черное — черные шерстяные штаны, черные сапоги и плащ из черного шелка. Все это облачение выглядело непомерно роскошно для столь невзрачного человечка, будто снятое с чужого плеча и впопыхах напяленное на кого попало. Вместе с ним в колодец спустился молодой человек, облаченный в серые одеяния, с вышитыми черными левиафанами. Последней на дне колодца оказалась молодая женщина в мужском костюме. Синие глаза с любопытством взглянули на врезанную в стену дверь вытесанную из белого чардрева. Из дерева лучился свет, молочный, вроде лунного, и такой слабый, что не освещал ничего, кроме самой двери — и вырезанного в ней лика. Лик был старый, бледный и сморщенный — словно мертвый. Рот и глаза закрыты, щеки ввалились, лоб изрыт морщинами, кожа на подбородке обвисла. Такое лицо могло быть у человека, который прожил тысячу лет и все это время старился.