Елизавета Дворецкая - Лань в чаще, кн. 2: Дракон Битвы

Оттолкнув голову волка, Дагейда в растерянности и досаде села на землю. От кочки шел свежий запах горячего человеческого существа, мужчины, и этот запах она легко отличила бы из тысяч. Внезапное возвращение брата потрясло ее так, что она даже забыла о девушке из племени слэттов. Загадка и тревожная неожиданность, как кремень и огниво, встретившись, вызвали молнию, которая оглушила Дагейду, и некоторое время она сидела между кустом и моховой кочкой, сама похожая на рыжий куст сухого можжевельника, не шевелясь, и ее пустые глаза были точно две лужицы желтой болотной воды.

Жадный ласково боднул ее лбом. Как во сне, Дагейда подняла руку и погладила волка по морде.

– Ничего, Жадный, – бормотала она, глядя в никуда и уже что-то обдумывая. – Он и раньше приходил сюда. И уходил ни с чем. И теперь…

Волк тонко и коротко проскулил что-то. Странно было слышать это нежное щенячье поскуливание из пасти такого чудовища.

– Да, еще она, – вспомнила Дагейда. – Ты говоришь, они встретились? И ушли вместе?

Внезапно, будто проснувшись, она вскочила на ноги.

– Мы пойдем за ними! – воскликнула она. – Я знаю, знаю, знаю, куда они направились! К Золотому озеру! К кургану! И мы пойдем туда! Но только тихо! – Ведьма приложила тонкий бледный палец к пасти Жадного. – Пусть они пока ничего о нас не знают. Мы покажемся, когда захотим. Правда, Жадный?

Волк высунул длинный красный язык и по-собачьи горячо лизнул щеку своей хозяйки.

Целый день Ингитора и ее нежданно обретенный спутник шли через ельники и поляны, то карабкались вверх по склону горы, то спускались вниз в долину, держа путь на юго-восток. В полдень они устроились отдохнуть возле речной заводи; Аск надергал камышовых корней, потом вырезал своим длинным ножом большой кусок дерна и откинул его, как крышку сундука, а потом развел костер на земле под дерном.

– Зачем это? – спросила Ингитора, которая никогда не видела таких сложных приготовлений к разведению огня.

– Ну, во-первых, лесной пожар в середине лета – жуткая вещь. А во-вторых, нам ведь с тобой не надо оставлять очень много следов? – Аск посмотрел на Ингитору и приподнял брови, словно спрашивая, согласна ли она с этим. – Мы это потом опять положим, как было, и наших углей никто не увидит. Если кто-то вдруг будет искать, то найдет, если с умом. А если просто грибы будут собирать, то пройдут, не заметят.

– Ты от кого-то скрываешься? – не подумав, спросила Ингитора, и тут же сообразила, что вот это и есть весьма вероятное объяснение, что такой человек может делать в чужой глуши! Скрываться после убийства!

Она посмотрела на Аска и с выразительным раскаянием прижала пальцы к губам, желая сказать, что «я этого не говорила» и «это не мое дело». Но Аск усмехнулся, и было видно, что ее опасная догадка пролетела мимо:

– Нет. Я ни от кого не скрываюсь. Но вокруг страна, нам обоим чужая. Простая осторожность требует оставлять поменьше следов. Согласна?

Запеченные в золе камышовые корни показались проголодавшейся Ингиторе отличной едой. Фьялль даже с некоторым удивлением наблюдал, с какой охотой она грызет их, пачкая подбородок золой.

– Это хорошо, что йомфру не привередлива! – с одобрением заметил он, перехватив ее взгляд. – А то я боялся, что такая знатная девушка потребует каши со сливками, и непременно в золоченой миске.

– А у тебя есть золоченая миска?

– Нет.

– Вот и я так подумала. А раз ее нет, какой смысл требовать?

– Какая умная женщина мне повстречалась! – восхитился Аск. – Ну, значит, не пропадем. Озер тут много – уж камыша-то мы всегда раздобудем.

Ингитора вздохнула. Сама она имела довольно смутное представление о том, что в лесу можно есть, и в этом любая Фрида с хутора, для которой «голодный год» действительно означает голод, а не разговоры о высоких ценах на хлеб, была гораздо ученее ее, йомфру Ингиторы из Льюнгвэлира, так много знающей о древних героях.

Поедая камыш, отмывая в той же заводи лицо и руки и потом, шагая вслед за Аском на юго-восток, она уже в который раз пыталась осмыслить очередной изгиб своей судьбы, причудливой, как путь змея по скале. Она дважды потеряла корабль и спутников и идет теперь совсем в другую сторону. Зато она избавилась от Бергвида, надо надеяться, окончательно, потому что искать ее он будет только на побережье, а не в лесу, да и как бы он ее здесь выследил?

А вот на кого она его променяла и с кем, не успев опомниться, пешком идет через весь полуостров? Конечно, по доброй воле она никогда не пошла бы в Медный Лес (и даже просто в лес) вдвоем с совершенно незнакомым мужчиной. Девушки, которые решаются на подобное, заслуживают звания не безумных, а просто дур набитых, и сами должны отвечать за последствия. Но у нее нет выбора. И вернуться назад к морю, где ее в два счета поймает Бергвид, и идти на далекое восточное побережье одной через леса, где она совсем беспомощна, было одинаково немыслимо. Оставалось принять того спутника, которого послала судьба, и положиться на бдительную богиню Хлин, которая уже не раз спасала ее даже в более угрожающих положениях.

Смириться с судьбой оказалось тем легче, что Аск не казался особенно опасным. Какие бы загадочные причины ни привели его на Квиттинг, желания поохотиться на беззащитных девушек среди них, скорее всего, не значилось. В труднопроходимых местах он никогда не забывал подать ей руку, помочь перебраться через бурелом или камни, и, когда Ингитора прикасалась к его руке, ей вдруг делалось легко, словно он передавал ей свою силу. Сейчас у него явно имелась необходимость что-то скрывать, но ведь и сама Ингитора молчала о своих делах. А по природе он, пожалуй, был человеком открытым и разговорчивым, и не раз за день пытался завязать беседу, но Ингитора из осторожности предпочитала отмалчиваться. Он не настаивал и погружался в мысли о своем, но никогда не прятал глаз и, встречая взгляд Ингиторы, приподнимал брови, словно спрашивая: «Ты хочешь мне что-то сказать?» Ингитора ничего не хотела сказать, наоборот, следила за тем, чтобы говорить поменьше, но все же его привычка прямо смотреть в глаза внушала некое доверие. Это было явно не худшее, что могло бы быть.

К вечеру ее спина и ноги ныли и стонали от усталости, она уже не могла дождаться, когда начнет темнеть, и почти проклинала лето, когда такие длинные дни. Аск шагал не спеша, и видно было, что он примеряется к ее шагу, а сам мог бы идти гораздо быстрее. И дольше.

– Ну что, все? – сочувственно спросил он, когда обнаружил, что девушка, перелезая через очередное поваленное дерево, просто сидит на нем и не может встать. – Ладно, привал. Вон до той поляны добредешь? Там от ветра хорошо… Ну, давай донесу!

При виде рук, с великодушной готовностью к ней протянутых, Ингитора собрала последние силы и встала. Полянка, окруженная скальными выступами, как стенами, показалась ей милой и уютной, ничуть не хуже чертогов Альвхейма, из которых она якобы упала. Не выбирая места, она так и села на плотный темно-зеленый мох; ей даже есть не хотелось, а хотелось только лечь и заснуть, как медведь, на полгода. Аск сам приготовил ей лежанку из еловых лап, покрыл их листьями папоротника, чтобы не кололись, и Ингитора была гораздо счастливее, чем в девичьей кюны Асты, где к ее услугам имелось роскошное ложе со стеганым одеялом на гагачьем пуху. Потом он сложил возле нее свое оружие, мешок и плащ, взял лук и ушел. Ингитора закрыла глаза: в голове гудело от усталости, и она не заметила, как задремала.