Петр Ингвин - Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой [AT, с илл.]

И собаки отступили. Свора метнулась назад, в кусты, в ужасе от такого близкого, жуткого, неминуемого конца.

Абдул-Малик остановился на границе сена и высоких кустов. Словно обозначил территорию. Территорию смерти.

Собаки тоже остановились. Эффект неожиданности прошел, они опомнились. Человек — один. Их много. А он один — одетый, пахнущий именно человеком. Напасть повторно успели только первые из ринувшейся вперед своры, смерть встретила их ударами ног в брюхо, захватом за задние лапы и броском в остальных. В это время на заднем плане схватки, в кустах, что-то происходило. Слышалось непонятное движение, всюду раздавались душераздирающие утробные крики боли. Одна псина выскочила на открытое пространство, на наших глазах она оказалась пригвождена к земле вылетевшим из леса копьем. Остальная свора побежала в сторону. Скулящее поле боя вмиг очистилось от боеспособных тварей.

— Тома, — позвал я. — Вылезай. Кажется, спасены.

Позади меня проснулся сенный вулкан, из кратера выдвинулась голова:

— Кем?

— Хочу ошибиться, но, по-моему, хозяевами одежды.

Тома на секунду задумалась.

— Это хорошо или плохо?

Глава 4

Из кустов появлялись люди. Или не люди. Сто процентов — гоминоиды. Одна голова, две ноги, две руки. Или лапы. Не видно. На зеленом фоне ярко выделялись белые балахоны до земли и остроконечные колпаки-маски с двумя дырками для глаз. Существа выглядели как американские ку-клукс-клановцы, только без круглого креста на сердце. Еще они издали походили на экипированных штурмовиков-клонов из космической саги: тоже без лиц, белые, с оружием. Копья не тянули на бластеры, зато на поясе у каждого висело нечто непонятное — длинное, утолщавшееся книзу. Похоже на бейсбольную биту. Световой меч?

Количество неизвестных также не поддавалось исчислению, кусты и лес скрывали основную часть, на виду одновременно находилось трое, четверо, максимум пятеро. Из-под длинного одеяния иногда виднелись ноги в сандалиях со шнуровкой вверх по голени, как у римских легионеров. Поразил не столько внешний вид, сколько язык: они говорили по-русски. Ну, почти по-русски. Непонятны лишь отдельные фразы. А понятое радости не прибавило.

Они хотели нас убить. Да, спасли, чтобы убить. На Востоке ворам отрубали руки. Возможно, здесь отрубают головы.

К нам никто не подошел. Туземцы смотрели издали, совещались и, кажется, кого-то ждали. Жреца, что вырвет сердце, или специалиста по грамотному нанизыванию на кол?

Это мои домыслы. Они просто ждали. Говорили про погоду, упавший флаг, святой причал и «сколько можно ждать». Про много работы, ни дня покоя и расплодившихся волков. Про ангелов, чертей, недавнюю смерть близнеца и чью-то последнюю надежду. Периодически упоминалось что-то, похожее на Калевалу с ударением в конце. Этот рефрен звучал постоянно: «Калевала, калевала!» — или что-то вроде того. Карелы, что ли? Почему остальное по-русски? Может быть, не Калевала, а какое-нибудь алаверды? Тогда совсем хрень выходит. Трудно издалека и в пол-уха воспринять неизвестное. Но про убить я точно слышал, полный штиль позволял.

Наши сторожа натаскали дров, заполыхал костер, над которым подвесили огромный казан.

Варить нас собрались?

На мачте, приколоченной к верхушке дерева, снова взвилось полотнище. Вслед за первым, поднятым чуть выше, показалось второе. На двух наши приятели остановились. Отсутствие ветра не мешало разглядеть: флагами были такие же одноцветные тряпки, как дерюжка, из которой сделана наша одежда. Ни рисунков, ни гербов. Обычные сигнальные флаги. Мол, добрались, все нормально, птички в клетке. Или: набирайтесь аппетита, ужин скоро будет.

Неприятные фантазии.

Потянуло дымком и чем-то вкусненьким. В животе квакнуло. И не у меня одного. Нужно отвлечься. Время, что нас не трогали, мы употребили на перевязку Шурика.

— Извиняюсь спросить, — он с трудом превозмог боль, — мы на Земле или как?

Снова ставший обычным Малик туго перематывал одну его ногу, Тома протирала кровь на второй. Я подавал полосы, на которые рвал оставшиеся вещи: одеться Шурик был не в состоянии. Мы просто прикрыли его полотном из распоротой штанины.

— Гравитация в норме. — Малик мимолетно глянул вверх. — Солнце такое же, примерно там же. Воздух и собаки чисто земные. Природа и запахи тоже. Ночью посмотрим на Луну и звезды, уточним.

— Если доживем, — пробормотал я.

На глаза упала челка. Русые патлы а ля ранние Битлз — пышные, до плеч — усеяны соломой. Колени дрожали. Совсем не из-за этих, что в лесу. От пережитого. Вздрюченный организм дал обратку. Пришлось продолжать работу сидя.

— Если это наша Земля, то я — американская королева, — выдавил Шурик.

— Хорошее уточнение — «наша», — приуныла Тома, и слово «хорошее» интонационно ничего хорошего в себе не несло.

Она закончила со второй разгрызенной ногой одессита. Я помог, придержав на весу, Малик сноровисто перебинтовал, большие руки аккуратно подоткнули под колено бугорок сена.

— Попали в другое время? — Шурик скрипел зубами, но терпел.

— Прошлое или будущее? — забеспокоилась Тома.

С ее длинных волос тоже сыпались соломинки. Они со всех сыпались, кроме сверкавшего идеальной лысиной джигита.

— Вряд ли прошлое, — проговорил Малик. — Говорят, в прошлое попасть нельзя, от этого будущее изменяется.

Он щеголял многократно порванными краденными штанами при голом торсе, видок был еще тот: кровь, мускулы, и собачьи трупы вокруг. К нам могли не приближаться именно из-за этого.

— А если в будущее, то нельзя вернуться, — включился я. — По той же причине.

Томе расклад не понравился.

— Может быть, будущее уже состоялось, с учетом, что кто-то попал туда и вернулся?

Я фыркнул:

— Ага. И принес схему машины времени. Собрал, на ней слетал… и вновь принес. Далее по кругу.

— А если при возвращении все забывается? — не унималась Тома.

— Тогда ты уже была в будущем, — отрезал Малик. — Вернулась и все забыла.

— И неоднократно, — попытался пошутить Шурик. Пухлое лицо хотело улыбнуться, но скривилось от боли, веки крепко сжались. Неумелые перевязки не помогали — слишком много ран.

— Как сам? — склонился к нему Малик.

— Не дождетесь.

— И все же?

— Хезающий кабыздох лучше зажмурившегося лёвы.

— Хохмит, — удовлетворенно выдохнул Малик. — Жить будет.

— Смотря с кем, — ввернул Шурик в том же духе.

Мне последняя мысль — как серпом по ягодам: ограниченный состав нашей компании к подобным шуткам не располагал.

— Одежда откуда? — Малик увел разговор в сторону.

Тома виновато указала на дерево с упавшим флагом: