Деннис О'Нейл - Бэтмен. Темный рыцарь

Рейчел быстро взглянула на Брюса.

– Ты можешь рассчитывать на мою поддержку, – сказал Брюс Денту.

– Очень мило с твоей стороны, Брюс. Но я не собираюсь переизбираться на три года.

На следующий день в «Готэм Таймс» появился заголовок:

КТО ТАКОЙ ХАРВИ ДЕНТ?

Газета пыталась ответить на этот вопрос в биографическом очерке на шесть колонок, который занял всю первую полосу раздела «Столица». Он начинался с типичных для этого жанра вещей: родители из среднего класса, отец – полицейский, мать – домашняя хозяйка; образование в бесплатной средней школе; учеба в Готэмском университете, с профилем по истории и законодательству; юридическая школа в университете штата; оба родителя умерли, когда Харви был еще подростком; после окончания учебы – секретарь у судьи Верховного суда; назначение в Отдел служебных расследований Готэма и... здесь Харви улыбнулась удача. Ему достался один из главных призов: он был выдвинут на пост окружного прокурора после смерти предшественника. Харви Дент не был самым лучшим из всех, кто когда-либо занимал этот пост – полицейские и сотрудники суда придумывали ему отвратительные прозвища, – но был наиболее эффективным. Иногда он медлил начинать слушание, но если начинал, то выигрывал. Точка.

Он был старомодным. Никаких пристрастий, вредных привычек и ничего, что можно было расценивать, как серьезные «отношения» с дамами, но он без хлопот находил привлекательных молодых женщин, с которыми можно было скоротать вечер. И не удивительно: он был человеком, стремительно восходящим по карьерной лестнице, и кто знает, где будет его последняя остановка – может быть, даже в Белом доме. Он был еще симпатичен – симпатичен, как любой исполнитель главной роли, симпатичен, как Брюс Уэйн, – и хотя он не слишком хорошо танцевал и не был особенно силен в светском разговоре, но был достаточно опытен, чтобы справиться с любым объяснимым общественным явлением.

Хобби? Что ж, он ежедневно бегал вокруг бассейна, а три раза в неделю посещал спортзал возле своего офиса – но эти занятия не были отдыхом. Скорее, что-то вроде диеты с высоким содержанием белка и низким потреблением жиров – средством для повышения его работоспособности. Итак, ответом на вопрос о хобби было «нет».

Статью в «Готэм Таймс» сопровождала цветная фотография на четыре колонки – самого Харви Дента. Симпатичный? Да, вполне.

Рейчел хорошо знала, что у Харви редко бывает время для чтения газет, поэтому сунула ему в руки номер «Таймс», который Харви тут же машинально убрал в портфель, но не забыл о нем. Его очень интересовал биографический очерк, но ему не хотелось выдавать свое любопытство. Итак, сложенная газета оставалась среди ордеров и постановлений до тех пор, пока Дент не оказался в своей квартире, чуть позже полуночи. Он проверил голосовую почту, выслушал сообщение от Рейчел, подумал, не перезвонить ли ей, затем решил этого не делать; Рейчел была из тех женщин, кто рано ложится спать и рано встает.

Он разделся, лег в постель и только тогда вытащил номер «Таймс» из портфеля и прочитал о себе. Это не заняло много времени: Дент научился быстрому чтению еще в юридической школе, и уже через пару минут он отшвырнул газету.

«Искажения фактов не было. Но они подали все неправильно».

Возьмем, к примеру, для начала отца: офицер полиции, член высшего общества Готэма, – т.е. значок, пистолет, дубинка и мятая синяя форма. Сила и власть. Вот что видел в его отце мир, и вот что заставляло юного Харви завидовать ребятам, чьи отцы водили грузовики или управляли барами. Но чего мир не видел – так это действительности. Пьяная ярость. Разбитая посуда и мебель. А эта дубинка? Сколько раз Харви видел, как она обрушивалась на плечи или живот матери? А когда соседи звонили по номеру 911, приезжали люди в форме и видели Гарри Дента, своего брата по службе, они извинялись за беспокойство и уезжали, а побои начинались снова. Однажды, когда Харви прятался на лестничной клетке, он подслушал разговор копов. Они говорили о его матери, о том, что до того, как выйти замуж за Гарри, она была «одной из них» и, вероятно, заслужила все то, что получает сейчас от Гарри. Харви не знал, что такое «одна из них», но понимал, что ничего хорошего это не значит.

Его мать звали Люси. Он помнил, как она расчесывала ему волосы и говорила, какой он симпатичный молодой человек и как она им гордится. Иногда ее глаза становились черными от синяков, а губы дрожали, но она всегда одевала и причесывала его и рассказывала ему, какой он замечательный.

Учителя в школе вторили его матери. Он был послушным и милым мальчиком, а еще он получал хорошие отметки. Он не верил в это – как у хорошего мальчика мог быть такой отец? – но понимал, что пока остальные в это верят, он сможет облегчить жизнь матери и свою жизнь.

Когда ему было десять, отец ушел. Единственное объяснение его было таким: «Я не могу больше видеть вас обоих». Отец снял комнату возле полицейского участка, где работал, и однажды Харви увидел его на улице с женщиной средних лет, напоминавшей его мать. Но Гарри никогда не навещал сына, ни разу не присылал открыток на день рождения или Рождество. Его родители не стали разводиться; люди в их возрасте и с таким прошлым просто не делают этого. Но они так и не стали больше жить вместе. Более того, Харви был уверен, что они даже не видели друг друга до той страшной ночи. Как его родители оказались тем вечером в одной квартире, что они делали или говорили друг другу, ни Харви, ни кто-нибудь из следователей так и не узнал. Харви пришел домой тогда поздно: учеба, а потом работа в местной аптеке до десяти. Поэтому было около десяти тридцати, когда он открыл дверь своей квартиры и увидел их: мать с обмотанной вокруг шеи простыней, с выпученными глазами, качалась на люстре, а его отец, с ружьем в руке, лежал на полу под ней, и пол под его волосами пропитался кровью. Харви сразу понял, что они мертвы и что ему надо делать: вызвать полицию, ответить на вопросы. Тела в конце концов уложили в мешки и увезли, а затем Харви остался один, в темной квартире, наполненной непонятными запахами, скрипами и стонами старого здания: один – потому что у него никого не было, ни родственников, ни друзей, которые могли бы примчаться к нему в три часа утра.

Он даже не пытался заснуть. Он просто сидел, таращась в окно на пустую, уставленную многоквартирными домами улицу, и пытался понять. Почему они это сделали? Что произошло? Мать убила отца, а потом повесилась? Или наоборот – он убил ее, а затем себя? Но если так, почему он повесил ее, а не застрелил? Почему они были вместе? Все это было непонятно, а хуже всего, – для Харви уже не имело значения.

Взошло солнце, Харви принял душ, сменил одежду и отправился в школу. Парень, которого Харви не знал, сочувственно посмотрел на него, когда проходил мимо него в холле, а двое других кивнули ему, и Харви понял, что новость о смерти его родителей дошла уже сюда. Сердобольные учителя отправили его к социальному инспектору – милой пожилой женщине, которая пыталась заглянуть Харви в глаза и поймать его отстраненный взгляд. Она много говорила и обещала навещать его, Харви не слушал ее, а потом и вовсе извинился, встал и вышел из кабинета. Он замкнулся в себе и молчал до конца учебного дня.