Андрей Лазарчук - Стальная метель

Ей показалось поначалу, что он пройдёт мимо, скроется в лесу, но нет — шаман остановился как раз за елью, притоптал снег, поднял бубен и, чуть слышно постукивая, принялся кружиться. Слышно было его тяжёлое, почти судорожное дыхание. И другие звуки исходили от него — как будто далёкий вой. Вой нарастал, а шаман кружился всё быстрее, шёл по кругу и кружился вокруг себя, и вдруг снег стал подниматься и тоже кружиться, образуя пока ещё не вихрь, но этакую снеговую стену, отгораживающую его от прочего мира — и только сверху, из гнезда, было видно, как он продолжает кружиться, а уже поднялся ветер и загудел в ветвях, обрушивая пласты лежащего там снега, который тут же подхватывало и уносило в кружение, и сами деревья сдвинулись и пошли по кругу, сначала медленно, потом быстрее и быстрее, Сюмерге что-то кричала, но уже не было слышно за страшным рёвом.

Ряженые, наверное, шли по следам шамана — но сейчас остановились, заслоняясь от снега, и только один из них, широко расставив ноги и как бы навалившись на ветер, поднял лук и метал стрелы в снежную стену — метал наугад, ничего не видя перед собой, а потом Сюмерге привстала в гнезде и послала ответную стрелу, и ряженый сунулся на колени, обхватил древко, торчащее у него из груди, и страшно закричал — словно и не воин он был, всегда ожидающий смерти, а перепуганный злобный мальчишка, любящий пакостить и вдруг получивший в ответ… Он упал лицом вперёд, и тут же все рядом с ним тоже повалились, и снег моментально скрыл их, как будто никого не было. А деревья продолжали кружиться, и кружилось уже небо над ними, и в небе неслись то ли снежинки, то ли искры, то ли звёзды…

Потом всё замерло, но не кончилось. Вдруг потухли пожары, стало темно. Снова послышались торопливые шаги по хрустящему снегу и приглушённые голоса. Лепту спустя Вальда увидела, как от стойбища удаляются белые тени (именно белые тени, иначе она никак не могла назвать то, что видела сейчас). Они исчезали в лесу и сливались со снегом. Время текло тоскливо. Потом раздались крики, замелькали факелы, вспыхнул дом. В свете пожара появилось множество причудливых фигур, бегущих, бредущих, озирающихся. Потом…

Потом замелькали стрелы. Они вылетали из леса и как будто все попадали в цель — те, кто был освещён пламенем, метались и падали как подкошенные. Уцелевшие бросались то в одну сторону, то в другую, и повсюду их настигали стрелы.

Всё кончилось так же внезапно, как началось. Горящий дом пылал всё сильнее, но освещал только тёмные тела, во множестве лежащие в круге света.

Медленно, по одному, туда потянулись те, кто был в белом. Они выходили из леса, пробегали освещённое пространство и скрывались в темноте по другую сторону…

— Эй, дозорные! — раздалось снизу.

Вальда посмотрела. Это был тот самый малой, самый младший из сыновей Сезгана — Памон.

— Что шумишь? — спросила она.

— Спускайтесь, отец велел. Там взяли кого-то…

— Сейчас… — и Вальда тронула Сюмерге за плечо. — Доченька… вот то, что было сейчас, — ты же видела?

— Да… кажется, да…

— Ты помнишь, как стреляла?

— Помню. Помню… но это было как во сне.

— Как во сне, — повторила Вальда. — Постарайся не забыть, хорошо?

— Да, конечно. Я постараюсь… но что это было?

— Вот именно, — сказала Вальда и стала спускаться первой.

Она спустилась и отошла на несколько шагов — ровно туда, где кружился шаман.

Снег был нетронут.

Она покачала головой и вернулась к Памону. Сюмерге уже спустилась.

— Так кого, говоришь, взяли?

— Кажется, это тётушка Сенди… Только… В общем, вам надо посмотреть. Идёмте.

Пылающий дом споро забрасывали снегом, но не для того, чтобы спасти, спасать там было нечего, а чтобы не сильно разгорался. Памон, Вальда и Сюмерге прошли мимо и направились к большой землянке, возле которой стоял горстка охотников и женщин — все с топорами и копьями в руках. Их узнали и пропустили — кажется, не очень охотно.

В землянке метались сполохи от огня в печи и двух коптящих ламп, но всё равно казалось, что стоит густой сумрак.

На скамье сидела женщина в длинной лисьей шубе. Руки её были стянуты за спиной, голова опущена, длинные волосы спадали на лицо.

— Подними голову.

Вальда слышала голос Сезгана, но не видела его самого.

Женщина медленно повела плечами, движением головы попыталась откинуть волосы с лица — не получилось, образовалась только узкая щель между прядями, сквозь которую проглянул страшный кровавый глаз.

Чья-то рука появилась из сумрака и отодвинула пряди. Другая рука поднесла лампу.

Вальда еле сдержала крик.

Правая половина лица была лицом Сенди, левая — обтянутым тонкой багровой кожицей черепом. Глаза — багровые, без радужек, с чёрными точками зрачков…

— Сестрёнка… — губы растянулись, череп ощерился; голос звучал как шипение. — А я тебя видела… тогда… Пожалела просто…

— Что с тобой сделали? — с ужасом спросила Вальда.

И тогда Сенди захохотала.

Вальда не помнила, как оказалась снаружи. Сюмерге тёрла ей снегом лицо, заглядывала в глаза.

— Всё… уже всё… — Вальда отстранила её. — Кажется, я…

— Нет, — сказала Сюмерге. — Её убил Сезган.

— Да?.. Странно.

Они замолчали, глядя друг на дружку.

— Опять? — спросила Сюмерге.

— Не знаю, — сказала Вальда. — А где шаман?

— Я его только что видела…

Шаман стоял возле горящего дома, прижимая к груди бубен, и смотрел в огонь. Дом уже перестали тушить, он догорал, шипел снег, сильно пахло мокрой золой.

— Женщины не должны убивать, — сказал он, не оборачиваясь. — Это против их естества.

— Да, Кавал, — сказала Вальда. — Наверное, не должны. Но иногда приходится.

— Я не о вас, — сказал шаман. — Я о ней.

Он обернулся. Вальда беззвучно ахнула. У Кавала было такое же лицо, как у Сенди — половина от совсем молодого человека, половина от глубокого старика… Это наваждение продолжалось миг-другой, потом черты сравнялись, смешались, как будто перетекли с одной стороны на другую и обратно… И всё равно — если бы Вальда не знала, что шаману нет и двадцати лет, она сочла бы его ровесником себе.

— Мир рушится, — сказал шаман. — Мёртвые плачут, а Камни молчат…

Я иду по дороге, которую знаю, по направлению к Острову Праведников. Что это? Это Ра-Сетау. Его южные врата — Наирутеф, северные врата — на холмах Осириса. Что до Острова Праведников — это Абидос. Я вижу: это дорога, по которой шёл Отец мой Атум, когда он шествовал к Полям Иалу. Я достигаю страны Обитателей Горизонта, я выхожу из тайных врат. Что это? Это поля Иалу, рождающие пропитание для богов вокруг наоса. И тайные врата — это дверь возвышения Шу, это дверь в Дуат, это две половинки двери, через которую проходит Атум, шествуя к восточному горизонту неба. О Ра-Атум, владыка Великого Дома, Властелин всех богов, живой, невредимый и здоровый! Избавь Сутеха от этого бога, чье лицо — морда борзой, но чьи брови — человечьи и который живёт жертвами. Он из тех, кто у изгибов озера пламени, кто глотает тела и похищает сердца-хат, кто наносит раны, будучи невидимым. Кто это? Его имя — Губитель Всех Живых. Он существует в бездне, что у озера пламени, что находится между Наирутефом и двором. Каждый, кто ступает в него не очищенным, погибнет от ужаса. Его имя Острый; он — привратник Аменти, его другое имя — Владыка-Своего-Действия…