Андрей Лазарчук - Стальная метель

Покашляв за занавесом, вошёл Арам, за ним протиснулся Ори. Арам нёс кувшин с вином, Ори — чаши и горшок, из которого торчала длинная ложка.

— Арам, — попросила Вальда, — посиди с нами.

Арам хмыкнул, но сел на низенький табурет. Чуть погодя Вальда поняла, почему он хмыкал: чаш было три.

Меж тем вода закипела; Арам прихватил кувшин за ручку толстой тряпицей, смешал воду, мёд и вино, добавил специй. Вальда протянула ему свою чашу. Руки дрожали. Жадно выпив половину, она выдохнула, потом допила мелкими глотками. Взглядом попросила ещё.

Гамлиэль держал чашу обеими руками, смотрел на поднимающийся пар. О чём-то думал, шевеля губами. Может быть, молился.

— За живых, — сказал он. — Мёртвым уже легко.

— За живых, — согласился Арам.

Они выпили до дна, Вальда тоже. Она ждала, что закружится голова и придёт лёгкий туман, но ничего подобного: внутри всё так же стояла звенящая ледяная тьма.

— Вы будете жить здесь, — то ли спросил, то ли распорядился Арам.

— Кто может сказать, что будет через час? — вздохнул Гамлиэль. — Пока же — хвала этому крову… — и встал. — Жена, я пойду поищу детей.

— Подожди немного, я с тобой.

— Нет, ты отдохни. Мне легче, когда кто-то ждёт меня дома. В поисках что один, что двое — разницы нет…

— Возьми сапоги и посох.

— Да. Возьму.

Топот быстрых ног — и из-за занавеса тонкая ручка протянула пару чуть потёртых сапог из чепрака, подбитых чепраком же и грубым войлоком — в самый раз ходить по скользкому. Гамлиэль обулся, ещё раз покачал головой.

Вальда проводила его, поцеловав на прощание. Вернулась, села.

— Хорошие ребятишки, — сказала она Араму. — Где ты их взял?

— Купил, — сказал Арам. — Продавал один армянин. Отпустил, конечно, но оставил при доме, чтобы не околели зимой. Летом — как пойдёт. Да и доживём ли до лета…

— Колушку убили, я тебе говорила?

— Да. Плохие времена настали. Дед рассказывал мне, что сам такое прожил — когда брат на брата шёл… Никак не думал я, что здесь то же самое может случиться. Разбудили какое-то зло…

И тут заколотили в дверь.

Это был Исаак — один. Весь чёрный, и не только от сажи.

— Отец здесь? — спросил он.

— Пошёл искать вас, — сказала Вальда. — Ты с ним разминулся на три лепты, не больше.

— Ах… — Исаак бросился от дома, оглядываясь то в одну сторону, то в другую, вдруг зашатался, схватился за забор.

— Я его догоню! — крикнул маленький Ори, на бегу натягивая кожушок. — Идите в дом, дядя!

И припустил по улице вправо, по направлению к Чёрному храму.

— Исаак, — позвала Вальда. — Правда, иди в дом.

Тот кивнул, но остался стоять. Вальда подошла к нему, обняла за плечи. Исаак не то что дрожал — содрогался.

— Всё плохо? — поняла Вальда. Осторожно оторвала его руку от забора, повела. Он шёл покорно.

И только в доме, когда закрылась дверь, он опустился на корточки, закрыл лицо руками и зарыдал.

Не выжил никто. Жена и дети Исаака сгорели в доме, остались лишь косточки. Иакова, Хану и Эстер накрыло рухнувшей стеной…

Исаак и Гамлиэль стояли неподвижно и молча, обхватив друг друга руками и спрятав лица. Это молчание было даже более жутким, чем тот вой, который Гамлиэль издал, вернувшись и узнав страшное. Вальда и сама закаменела… Это длилось, и длилось, и длилось — и нарушилось новым грохотом в дверь.

Это был старшина стражей Вальды, Эхир. В ополчении он командовал сотней и напрямую подчинялся Гамлиэлю.

— Начальник, — сказал он, глядя немного поверх голов. — Надо идти. Враг двинулся на нас.

Какое-то время Гамлиэль словно не слышал. Потом Исаак осторожно отодвинул его от себя и развернул к Эхиру лицом.

— Вы самый главный теперь, — продолжал Эхир. — Больше никого не осталось. Люди ждут приказа.

— Да, — сказал Гамлиэль. — Я иду. Сейчас.

Он двинулся куда-то вглубь дома и застыл, словно забыв, зачем шёл.

— Хозяин?.. — шепнула Айрат.

— Да, девочка… Дай воды. Холодной воды.

Айрат выскочила из прихожей комнаты и тут же вернулась с ковшом. С ковша капало.

Гамлиэль стал пить шумно, с трудом проталкивая в себя воду. Вернул ковш, вытер рукой лицо.

— Веди, сотник. Исаак, ты со мной. Вальда, будь дома, пожалуйста.

— Зачем? — сказала Вальда. — Мы всё равно не вернёмся…

Она подошла к стене и сняла Ягмарин парг с птичьим луком и лёгкими стрелами. Парг был покрыт тёмным лаком и украшен ликом солнца.

По эту сторону прогара в стене собралось человек пятьсот — уцелевшие ополченцы и те горожане, которые в свой последний час решили не прятаться по домам. Всё время подходили новые — с луками, копьями, мечами, топорами…

Эхир, Исаак и несколько других командиров расставляли это пёстрое войско в какое-то подобие строя. Биться придётся среди обгоревших развалин.

Падал крупный снег, и уже белого вокруг было больше, чем чёрного.

С той стороны прогара медленно приближалась сплошная людская стена. Вальда не взялась бы сказать, сколько их там — сотни или тысячи. Невозможно было вместить в сознание такое число.

Пришёл какой-то звук — словно жужжала муха, попавшая в паутину. Когда враги приблизились, стало понятно, что это пение. Они шли и пели — что-то печальное и торжественное.

Потом стало понятно, что впереди идут музыканты.

Из-за снега не совсем понятно было, какое расстояние разделяет войска. Кто-то из ополченцев пустил стрелу, но она пропала из виду сразу же.

И вот уже когда стали видны лица музыкантов, строй врага остановился. Пение только наросло. Потом в центре первой шеренги произошло движение, люди расступились, и из глубины вперёд вышел высокий, на голову выше остальных, человек во всём белом. На голове его была меховая шапка с длинными ушами, наподобие кочевнической — но тоже белая. В руке он держал посох со сложным, не разобрать, навершием…

Вальда услышала позади себя изумлённые и испуганные возгласы, оглянулась.

Город, который она знала — пусть покалеченный и изуродованный, но знакомый и родной насквозь, — исчез. На месте остовов сгоревших домов громоздились искорёженные и переплетённые железные колючки, все в острых зацепах и пятнах окалины. На месте уцелевших домов из светлого, словно светящегося изнутри дерева — мрачные каменные и бревенчатые громады без окон, с узкими прорезями бойниц, с человеческими и конскими черепами на кольях вокруг. Под ногами были не деревянные плахи, а полузамёрзшая грязь, раздавленная ледяная короста с сукровицей, сор и нечистоты. С корявых деревьев и перекладин ворот свисали верёвки, на некоторых висели мертвецы или оклёванные птицами скелеты без ног. И люди вокруг были какими-то убырями в лохмотьях, с громадными оскаленными и окровавленными ртами, торчащими гнилыми клыками, когтистыми лапами вместо рук…