Глен Кук - Тьма

Поскольку атаковать было запрещено, Могаба решил отвести свои основные силы, оставив на передовой прикрытие – так, чтобы мы не заметили, что противник уходит из-под удара.

Но я все видел.

– Советую тебе держать ковер наготове, – сказал Могаба Ревуну. – У меня связаны руки, и я долго не продержусь.

Длиннотень обернулся. Будь он способен убивать взглядом, Могаба умер бы на месте.

Ревун находился в безобразном оцепенении. Он боялся, но не хотел, чтобы его заклеймили позором как труса.

Неожиданно из лагеря Обманников донеслись дикие крики. Я метнулся туда и увидел дядюшку Доя, без разбора крушившего душил Бледным Жезлом. Матушка Гота с неменьшей ловкостью прикрывала ему спину. Неплохо для старушенции, практиковавшейся с оружием, лишь когда не могла от этого отвертеться.

Ну а потом дерьмо поперло валом.

Прабриндрах Драх пошел в атаку, навязанную ему Стариком. Впереди княжеского войска, выстроившись клином, шли напролом боевые слоны. Войска Хозяина Теней устремились навстречу. Градом посыпались стрелы.

Могаба задал нам жару. Его боевые порядки превратились в желе, в котором увязло наступление. Его солдаты показали, что такое настоящие дисциплина и выучка. Слонов перебили, а таглианцев обратили в бегство. Князь едва ноги унес. Потери его были ужасны – каких я и ожидал до того, как Костоправ провернул свою махинацию.

Затем Могаба нанес сокрушительный контрудар, являвшийся, по его заверениям, не более чем преследованием отступающих. Он обрушился на стены между нашими осадными башнями и штурмовал их до тех пор, пока Длиннотень не сообразил, что происходит, и не приказал ему отступить.

И тут же, словно он знал обо всем и без моих донесений, Костоправ повел наступление на его фланг. А минуту спустя слева ударила Госпожа.

Бой среди утесов продолжался со все большим ожесточением. В этой сумятице я потерял своих родственников. Нарайан Сингх и Дщерь Ночи бежали из лагеря душил и укрылись под вышкой Могабы.

С нашей стороны никаких сюрпризов не было. Войска накатывались волна за волной, отходили, заменялись свежими силами и наступали снова. Могаба отбивал все атаки, но нес потери. Наши рабочие медленно, дюйм за дюймом, продвигали башни вперед. А Длиннотень упорствовал в своей дурости. В сложившихся обстоятельствах его упрямство выглядело не только иррациональным, но и самоубийственным. Он заставил Могабу драться связанным по рукам и ногам и при этом изливал на него ушаты обвинений, потому что теперь и сам видел, что тому, скорее всего, не устоять.

На востоке полыхало пламя.

Эта часть сражения подходила к концу.

До меня наконец дошло, почему Длиннотень не дает Могабе воли, хоть и сам понимает, что это вредит делу. Он боится, что Могаба поступит так же, как Нож.

– Он дурак, этот Хозяин Теней, да еще и слепой дурак. В людях ни хрена не смыслит, – немедленно отозвался Нож.

– Это почему?

– Потому что Могаба считает себя обязанным сломить хребет Костоправу. Иного выхода для себя он не видит. Костоправ громко фыркнул.

– Это противоборство, – продолжил Нож, – стало смыслом его жизни. Для него нет будущего без победы. Он должен победить или умереть.

– В известном смысле я чувствую то же самое, – проворчал Костоправ.

– В одном Длиннотень прав – все идет к тому, что его ухватят за задницу. Как там их боевой дух?

Я поморщился. Неужто я должен вот так, перед всей оравой, выложить правду про Копченого?

– Ниже змеиной задницы, – сказал Одноглазый.

– Так они сломаются?

– Если побежит Могаба. Любить они его, может, и не любят, но верят в него все до единого.

Я уставился на Госпожу и увидел, что глаза ее закрыты. Возможно, она просто-напросто улучила минутку и вздремнула. Мало кому было об этом известно, но в последнее время она работала больше, чем кто-либо другой. И больше всех вымоталась, а ведь ей приходилось постоянно быть начеку.

Я представил себе, что могли бы натворить Длиннотень с Ревуном, узнай они, до какой степени измотана Госпожа, и меня проняла дрожь. Капитан кивнул, как бы в подтверждение собственных мыслей, и распорядился:

– Значит, так. Выступаем поутру, в три часа. А сейчас всем спать.

Сказано было решительно, но всякий раз, когда Костоправ смотрел на Госпожу, от его генеральского вида не оставалось и следа. У всякого видевшего Старика в такие мгновения не могло быть сомнений в его истинных чувствах.

Я задумался, припоминая ночные кошмары, описанные Госпожой в ее книгах. Все эти жуткие, пронизанные жаждой смерти и разрушения картины, подобные тем, что одолевали меня до сих пор.

У меня сложилось впечатление, что они снова стали посещать и ее. Большую часть времени она боролась со сном именно потому, что боялась этих видений. Я мысленно представил себе Кину – такой, какой описывала ее Госпожа – высоченной обнаженной женщиной с глянцево-черной кожей, четверорукой, с восемью сосками, с клыками вампира, увешанную украшениями из детских черепов и отрезанных фаллосов. Да, девчушка совсем не походила на свою добрую старую мамочку.

Интересно, смотрела ли Госпожа сон в тот миг, когда я углядел нечто, показавшееся мне Киной?

Я вздрогнул. На миг мне почудилось, будто я ощутил запах «духов» Кины, являвшийся в действительности смрадом разлагающихся трупов. Скоро от этой вонищи не продохнешь. Ежели сейчас и можно дышать, то только благодаря холоду.

Я завопил и понял, что Тай Дэй встряхивает меня, пытаясь привести в чувство. Вид у него был испуганный. Костоправ таращился на меня с недоумением, да и остальные тоже. Похоже, я провалился в кошмар, даже не заметив этого.

– В чем дело? – спросил Капитан.

– Дурной сон.

Уже уходившая в сопровождении Лебедя и Ножа Госпожа остановилась и оглянулась. Ноздри ее раздувались, словно и ей померещился тот же запах. Брошенный на меня взгляд был суров.

– ..Прошу прощения?

Пока мы с Госпожой играли в гляделки, я прослушал какой-то обращенный ко мне вопрос.

– Мурген, куда запропастились твои родственнички?

– Понятия не имею. Знаю только, что утром они вконец осатанели – прорвались в лагерь Обманников и навели там шороху.

Говорил я тихо, потому что не был уверен в существовании языка, неизвестного Госпоже или ее прихвостням.

– Было на что посмотреть. Дядюшка Дой искрошил в капусту с полсотни Обманников, а матушка Гота прикрывала ему спину. Эту старушенцию лучше не выводить из себя.

– Тай Дэй, где Дой и твоя мать? – спросил я, перейдя на нюень бао.

Тот пожал плечами. Что означало одно из двух: он не знает либо знает, но не скажет.

– Тай Дэй тоже ни хрена о них не знает, – сказал я Костоправу.