Глен Кук - Тьма

Упорно подыскивая подходящий момент, я выбрал время, когда она творила полуденную молитву, и, задержавшись на уровне ее глаз, напряг всю свою волю.

– Сари. Я здесь. Я люблю тебя. Они солгали. Сари жалобно всхлипнула. В какой-то миг она, казалось, смотрела мне прямо в глаза. Словно увидела меня. Затем она вскочила и в испуге выбежала из кельи.

Одноглазый лупасил меня по щекам, покуда я не пришел в себя и не заорал:

– А ну, кончай, коротышка дерьмовый! – Вся физиономия болела. Интересно, много ли я получил оплеух? – Я здесь. Ты что, взбесился? В чем проблема?

– Уж больно ты много орал. Малец. И ежели орал на языке, понятном твоим родственничкам, то дерьма тебе не расхлебать. А ну, встряхнись. Возьми себя в руки.

Так я и поступил. В нашем деле, коли хочешь жить, умей владеть своими чувствами. Но сердце мое продолжало колотиться, и мысли крутились в голове с бешеной скоростью. Меня трясло, словно в лихорадке. Одноглазый поднес здоровенную плошку воды. Я осушил ее.

– Тут есть и моя вина, – признался колдун. – Я отлучился, потому как не ожидал, что ты пробудешь там так долго. Полагал, что ты вызнаешь, что к чему, и тут же притащишь свою задницу назад, обсудить, что мы планируем предпринять по этому поводу.

– А что ты планируешь предпринять? – буркнул я.

– Ни хрена, вот что. По-моему, Старик просто решил пустить это дело на самотек и держать ухо востро до тех пор, пока не решит, что тебе следует знать.

– Он ничего не собирался мне рассказать? Одноглазый пожал плечами. Видимо, этот жест означал, что моя догадка верна.

Костоправ рад был моему браку не больше, чем соплеменники Сари. Ублюдок!

– Я должен его увидеть.

– Он сам захочет тебя увидеть. Когда ты возьмешь себя в руки.

Я заскрежетал зубами.

– Ты дашь мне знать, когда перестанешь трястись, дергаться и визжать.

– Что? Слушай ты, коротышка дерьмовый. Как вы можете не позволять мне?..

– Дай мне знать, когда перестанешь трястись, визжать и дергаться.

– Коротышка дерьмовый… – Ярость моя постепенно иссякала. Я слишком долго пробыл в мире духов, и мне нужно было поесть. До разговора с Костоправом…

– Ты готов к разговору? – спросил Костоправ. – Трястись, дергаться, и визжать не будешь?

– Вы что, ребята, затвердили этот припев, пока я блуждал с духом?

– Что затеяли твои родственнички, Мурген?

– Ни хрена я об этом не знаю. Но очень хотел бы сунуть дядюшку Доя пятками в огонь и выяснить.

Костоправ пил чай. Таглианцы – большие любители почаевничать. Здешние тенеземцы – еще большие. Он отпил маленький глоток.

– Хочешь чайку?

– Угу.

Мне было необходимо попить.

– Подумай вот о чем. Положим, мы ни с того ни с сего начнем расспрашивать его насчет всей этой истории. Как полагаешь, нюень бао и все прочие, кто толчется вокруг, не задумаются о том, как ты узнал, что тебя одурачили? О том, что происходит в восьмистах милях отсюда?

– А мне плевать…

– То-то и оно. Думаешь только о себе. Но все, что сделаешь ты, затронет каждого члена нашего Отряда. Может затронуть каждого перевалившего эти горы. Может повлиять на ход этой войны.

Мне было очень больно, и я хотел отмести его доводы. Я хотел причинять боль сам. Но не мог. Прошло достаточно времени для того, чтобы наконец заговорил рассудок. Я проглотил рвавшиеся наружу гневные слова. Запил их чаем. Подумал. И сказал:

– Ты прав. Что же нам делать?

Костоправ налил мне еще чаю.

– Думаю, ничего. Думаю, пусть все идет как раньше. А мы будем караулить, словно паук в своей паутине. Думаю, пока только нам троим известно, какими возможностями мы обладаем, никому другому узнавать об этом не обязательно.

Я согласно буркнул. И отхлебнул чаю.

– Она думает, что меня нет в живых. Вся ее нынешняя жизнь целиком основана на этой лжи.

Костоправ поворошил уголья. Заглянул в свой мешочек с чаем. Вместо него заговорил Одноглазый.

– Ага. А я ведь думал, что ты знаком с книгой Летописей, написанной женщиной Капитана.

Он ухмыльнулся, показав два недостающих зуба.

– Верно. Просто продолжать вести себя разумно. И не забивать башку дерьмом.

– Меня осенило. Малец. Потопали-ка обратно в фургон. На днях я кое-что обнаружил. Глядишь, это тебя заинтересует.

– Вы, ребята, только далеко не сматывайтесь, – сказал Костоправ. – Сейчас у нас тут народу достаточно, так что пора напомнить о себе Длиннотени.

– Само собой, – проворчал Одноглазый, вылезая из-под полога. – Он просто не может оставить это дерьмо в покое. Я нырнул под полог за ним. Он продолжал:

– Мы могли бы проторчать здесь еще сто лет, никого не трогая. Создать собственное хреновое королевство. Так ведь нет! Ему непременно надо… – Он осекся и оглянулся – мы еще находились в пределах слышимости Старика. Ладно, хватит об этом дерьме. Ты никогда ничего не говорил мне о Гоблине.

– А что говорить-то?

– Ты знал, где он находится все это время, разве не так? Он не умер, и ни хрена с ним не сделалось. Ты болтался с Копченым, выполняя приказы Костоправа, и нашел этого бесполезного, дерьмового коротышку.

Я промолчал.

Гоблин все еще находился там со своими парнями и, наверное, продолжал свою миссию. Которая, очевидно, все еще оставалась секретной.

– Ха! Я в точку попал. Врун из тебя дерьмовый. Малец. Где он? Я имею право знать.

– Ты не прав, – возразил я. – Знать не знаю, где он. Не знаю, жив ли.

Последнего я в настоящий момент и вправду не знал.

– Что ты имеешь в виду?

– У меня что, каша во рту? Ты оставался с Копченым целый месяц. Ты дерьмовый коротышка, который бездельничал в горах, пока я здесь уворачивался от Теней да избегал тенеземских засад.

– Эге, да ты надуть меня хочешь? Не было ни единой Тени с той ночи, как мы разобрались с ними в… Дерьмо! Ты кормишь меня дерьмом!

– Ага. Похоже, ты забыл первое правило.

– Хм. Какое?

– Никогда не позволяй фактам сбить себя с толку.

– Ты хитрожопый. Но я живу на свете уже две сотни лет, так что ко всякому дерьму пообвык.

Он залез на козлы и наклонился вперед. Я начал потихоньку пятиться. Одноглазый принялся копаться в груде какого-то тряпья под сиденьем возницы. Оглянувшись, он приметил мое движение и крикнул:

– Оставайся на месте, придурок!

Спрыгнув вниз, колдун принялся размахивать руками и визгливо выкрикивать что-то на одном из тех непонятных языков, к которым кудесники прибегают, когда хотят создать впечатление, будто они совершают непостижимое и таинственное действо. Точно так же поступают и законники.

Между кончиками его пальцев начали проскакивать голубые искры. Губы растянулись в злобной ухмылке. Я почувствовал, что если не отдам ему Гоблина, то сам окажусь в его роли.

О черт, как бы мне хотелось, чтобы Гоблин вернулся.