Гэв Торп - Пришествие Зверя том 2, Антология

— У меня есть все необработанные данные, — объявил генетор интерогатис. — Потребуется некоторое время для преобразования нескольких последних фрагментов в бинарный код, который мои когитаторы смогут обработать и воспроизвести в форме изображений и звуков…

Генетор затих, поглощенный работой. Кубик ждал еще двадцать минут.

— Вот, готово.

— Покажите! — приказал генерал-фабрикатор.

— Качество изображения оставляет желать лучшего, господин, — извиняющимся тоном произнес генетор. — Тело женщины было достаточно свежим, но извлечение данных из немодифицированного мозга всегда сопряжено с трудностями. Конечно, лучше всего получается с процессорами с редактируемым ядром, но даже более простые модели позволяют добраться до самых удаленных уголков разума. Увы, здесь нам пришлось иметь дело с примитивными архивами плоти.

Металлической трехпалой рукой он потянул за рычаг. На стене зажегся овальный экран.

— Вот. Самое свежее воспоминание, которое мне удалось извлечь, и, по-моему, самое значимое. Анализ всей ее жизни потребует времени, даже если мы говорим о тех немногих фрагментах, что сохранились после смерти. Но я думаю, то, что есть, уже принесет пользу, о великий прим.

Кубик игнорировал болтовню генетора и следил за картинками на экране, быстро сменяющими друг друга. Они шли не по порядку, и более слабый разум, вероятно, ничего бы не понял, но аугментика генерала-фабрикатора автоматически записывала все изображения и редактировала порядок так, чтобы они могли сложиться в общую картину. Они наблюдали за событиями, произошедшими несколько дней назад. За собранием ячейки ассасинов. Убийцы стояли вокруг грузового трапа автоматической транспортной баржи в неприметном секторе где-то на посадочных площадках Олимпа. Кубик так и не смог понять, где именно. Их было пятеро: мертвая девчонка, еще трое, похожих на нее, и один, запертый в криоконтейнере. Кубик зашипел при мысли о том, что подобные встречи проводились буквально в тени его собственного престола. Поток картинок снова утратил связность, превратившись в хаотичный набор воспоминаний.

На свободе осталось четверо убийц. Пять — необычно большое число для одной ячейки. Кубик входил в Сенаторум уже много сотен лет и принимал участие в согласовании нескольких убийств высокого уровня. Один ассасин мог вырезать правительство целого мира. Но пятеро? Размещение такого количества в рамках Империума предполагало попытку устранения высших чинов, обладающих значительными военными ресурсами: адмиралы-предатели, падшие кардиналы, ренегаты-правители звездных систем или, возможно, Верховные лорды Терры.

Кубик еще раз проанализировал изображения и сравнил их со своими не очень значительными данными по особенностям оперативников разных храмов. Равномерное тиканье его аугментических регуляторов нарушилось, когда он узнал адепта храма Эверсор в том убийце, что был заключен в криоконтейнер. Эти существа были настолько опасны, что их приходилось держать в заморозке в периоды бездействия.

Очередной набор изображений показал ему Вангорича на трапе корабля. Тот был на Марсе. Прибыл сюда на одном из кораблей самого Кубика! Гнев генерала-фабрикатора вспыхнул с новой силой. Ячейку разместили по личному приказу магистра. Это была не простая миссия.

Изображения прокрутились еще раз, после чего экран угас.

— Вот и все, господин. Больше пока нет, — сказал генетор.

— Я оценил ваши усилия, — произнес Кубик и покинул помещение, не сказав больше ни слова. Он увидел достаточно.

Пять ассасинов. Объяснение этому было только одно. Единственная причина для размещения такой мощной ячейки на Марсе. Ведь здесь есть всего одна цель соответствующей силы и значения. Только один человек был защищен так хорошо, что для его гарантированной смерти нужны были пятеро лучших убийц в Галактике.

Он сам.

Вангорич собирался убить его.

Комната казалась Месрингу куда больше, чем когда-либо. Толпы прихожан в нефе громадного подземного собора, казалось, уходят в бесконечность. Целое море потерянных душ, молящих его о спасении. Киберхерувимы и псиберптицы толкались в воздухе, соперничая со снующими повсюду сервочерепами за место в наполненном клубами благовонного дыма воздухе. Дыхание толпы порождало порывы легкого ветра.

Месринг начал потеть задолго до окончания проповеди. Три плавающих в воздухе вокс-рога и вокс-микрофоны на вычурных стойках, казалось, надвигаются на него, собираясь раздавить. Он кое-как пробубнил вторую часть текста и завершил службу торопливым благословением, когда язык внезапно опух и почти полностью заполнил рот. Это произошло в середине третьей части проповеди.

Шеренга кардиналов в задней части сцены Аудиторум Орацио, выпучив глаза, следила, как экклезиарх ковыляет мимо.

— Ваше святейшество? — спросил один.

Он проигнорировал вопрос и вышел, громко хлопнув дверью. Охранники из Фратерис Темплар успели подхватить своего повелителя прежде, чем он сполз по стене на пол коридора. Мучась от головокружения, Месринг покинул Аудиторум Орацио и поковылял по толстой ковровой дорожке к личному выходу. К тому моменту как экклезиарху удалось покинуть базилику Гласа Императора, он уже с трудом переставлял ноги и упал прямо рядом со своим паланкином и ожидающими хозяина сервиторами. Три младших жреца осторожно подняли его и усадили в кресло. Носилки качнулись, как только сервиторы-носильщики с колесами вместо ног включили двигатели и быстро покатились по пятикилометровому коридору, ведущему к личным покоям экклезиарха. Храмовые охранники выстроились за их спинами и бежали следом.

Паланкин доставил его в самое сердце улья экклезиархии. Сервиторы катились по специально устроенным вдоль длинных лестниц пандусам, ведущим ко дворцу. Паланкин остановился у ворот, ожидая, что Месринг выйдет, но Фратерис Темплар эскорта велели охранникам впустить кортеж.

— Открывай! Открывай! — кричали они. — Экклезиарх заболел!

Носилки вкатились в вестибюль, громадный, как целый собор на каком-нибудь кардинальском мире. Толпа дьячков, слуг, псаломников, приставов и ученых-богословов удивленно расступилась, пропуская их. Привычная процедура отхождения экклезиарха ко сну была нарушена. Хор монашек на ступенях пел гимны, как обычно, но их усилия остались незамеченными: носилки пронеслись мимо на полной скорости.

— Экклезиарх плохо себя чувствует! — кричал бегущий впереди храмовник. — Расступитесь! Расступитесь!

Толпа священников и монахинь, ожидавших своего господина, испуганно забормотала.

Паланкин промчался сквозь длинные коридоры личных покоев Месринга. Перед окованными золотом створками стражи помогли ему выбраться из кресла. Он оттолкнул их и практически ввалился в двери.