Елизавета Дворецкая - Щит побережья, кн. 1: Восточный Ворон

– Подожди, это надо как следует обдумать! – уговаривал сына хёвдинг, который никогда и ничего не делал впопыхах. – Прогнать колдунов надо, но как бы от этого не стало хуже! А убивать их надо умело – иначе после смерти они наделают еще больше вреда! Надо послать к вашему деду Сигурду посоветоваться.

– Так что же, сидеть и ждать, пока Хельге станет совсем плохо? Ты слышал, на тинге рассказывали, у одного человека с запада колдуны своими заклинаниями погубили сына? Он только вышел за порог, как упал мертвым от их заклинаний!

– Поезжайте к Гудмоду! – посоветовала фру Мальгерд. – Пусть он поговорит со своим братом и выяснит, что за брагу он там заваривает вместе со старой Трюмпой! Конечно, Гудмод и сам не великий мудрец, но Оддхильд должна понимать, что шутки с колдовством до добра не доводят. Она умная женщина. Только, Хельги, не говори ей всего этого прямо, а так подведи, будто она сама догадалась. А то она назло мне сделает все наоборот. Ты же ее знаешь.

– Надо совсем сойти с ума, чтобы связываться с колдунами! – негодовал Даг, в глазах которого Ауднир был не меньше виноват в нездоровье Хельги, чем сама старая Трюмпа. – У них, как видно, вся семья такая – не в своем уме! Один притворяется морским конунгом и думает, что это очень смешно, другой корчит из себя великого колдуна! О чем они только думают!

– Тише, сын мой! – Хельги хёвдинг положил руку на плечо Дагу, который был выше его на целую голову. – Твое возмущение понятно, но не скажи ничего такого им самим. Что бы ни случилось, с Лабергом мы должны жить мирно. Ты сам знаешь, что это за род и сколько он весит на восточном побережье.

– Значит, их предки были умнее! – непримиримо отозвался Даг. От волнения и негодования он разрумянился, его глаза сердито сузились. – И умели добывать славу делами, а не дурацкими шуточками и не женским колдовством!

– Ничего! – утешила его бабушка. – В конце концов каждый получит то, что заслужил. При жизни или после смерти, но каждый получит свое.

Даг не ответил. У него хватало благоразумия держать свое мнение при себе, когда высказывать его было неуместно. Но, судя по выражению его лица, заслуженное родом из Лаберга будущее представлялось ему незавидным.

В усадьбу Лаберг хёвдинг с сыном отправились наутро. К этому времени Хельга почти успокоилась, но вчерашняя дрожь еще жила где-то в глубине.

– Скажи Брендольву, чтобы заезжал в гости! – просила она Дага. После наплыва гостей во время йоля будничное течение дней казалось ей особенно скучным.

Провожая отца и брата, Хельга добрела до берега моря и долго стояла на мысу, глядя вслед удаляющимся всадникам. Но вот они скрылись за выступом прибрежных скал, последнее человеческое движение растворилось в покачивании еловых лап. А ели все не могли успокоиться, трясли зелеными рукавами под порывами влажного морского ветра – то ли прощались, то ли подавали знак… Хельга следила за их суетой, пока не устали глаза, но так и не поняла, что они хотели ей сказать. А ели все махали руками, и это движение стало казаться ей одноообразным, бессмысленным.

Хельга огляделась и внезапно ощутила себя одинокой. Вернее, непохожей на то, что вокруг. Все это она знала с детства: море, шуршащее ледяной крошкой в полосе прибоя, коричневые мокрые скалы, огромные валуны, широкой полосой лежащие на песке, как спящее стадо тюленей. По спинам «тюленей» можно уйти далеко-далеко, ни разу не ступив на песок. Меж валунами кое-где торчали тонкие метелки колючего шиповника, выше по берегу начинался ельник, а дальше горбили мохнатые спины прибрежные холмы, тоже похожие на заснувших зверей… Неживые создания вовсе не казались Хельге мертвыми – они только заснули в ожидании своего часа. И она слышала их дыхание – глубокое, очень ровное и очень медленное. Сон, рассчитанный на долгие-долгие века, жизнь, измеряемая иными мерами времени… Что такое человеческий век рядом с веком камня? И наверное, человеческая беготня с места на место елям и валунам кажется бессмысленной.

Вдоль моря пролетел крупный черный ворон. Он держался точно над полосой прибоя, как страж, обходящий границу. Медленно взмахивая крыльями, вестник Одина ловил потоки морского ветра и почему-то смотрел вслед уехавшим. Увидеть ворона, следующего за путниками, – добрый знак. Хельга помахала рукой вслед птице, по-детски, бессознательно приветствуя в ней Отца Богов.

Ах, как хорошо валунам и елкам – им незачем торопиться жить, они не ссорятся, не воюют… «Зачем же Ауднир потащил к Трюмпе лошадиный череп?» – ломала голову Хельга, уже не глядя по сторонам. В глазах обитателей Хравнефьорда старая Трюмпа воплощала все самое темное и злое, и даже думать о ней казалось опасным. Лучше бы Аудниру к ней не ходить! Сумеет ли Хельги хёвдинг отговорить его? Если еще не поздно… Хельга тревожилась за исход их поездки и всем сердцем желала, чтобы отец нашел средство поправить дело. Но бесполезно было бы спрашивать, что именно она считает нужным «поправить». Жадность Ауднира, который из-за несчастной лошади готов разбудить духов земли и неба и сам Мировой Ясень поставить с корней на крону? Войну, во время которой отовсюду выползает худшее, что только есть в людях и нелюдях? Мир, в котором это худшее существует и лезет на глаза охотнее хорошего? Или мы лучше его замечаем?

Хельга вздохнула, посмотрела вдаль. Ее внимание привлекло движение на берегу: из-за кустов шиповника меж валунами показалась высокая человеческая фигура. С первого взгляда Хельга не узнала пришельца и посмотрела внимательнее, недоверчиво моргая. Откуда в Хравнефьорде возьмется незнакомый? Кораблей никаких не приходило…

Пришелец был высок ростом, худощав, зачесанные назад блестящие черные волосы лежали очень гладко. Он кутался в широкий черный плащ, под которым не виднелось ни оружия, ни дорожного мешка. Его лицо со впалыми щеками и удивительно густыми черными бровями было спокойно, он шагал размеренно, и только ветер беспокойно трепал полы черного плаща.

Хельга заинтересованно шагнула вперед. Пришелец направлялся прямо к ней. Чем ближе он подходил, тем выше ростом казался; Хельга еще никогда не встречала такого высокого человека.

– Да хранят боги твой путь! – торопливо воскликнула она. – Кто ты такой?

– Боги хранят тебя, Хельга дочь Хельги! – ответил пришелец и остановился в трех шагах перед ней. – Зови меня Хравном, другого имени у меня нет.

Его отрывистый голос резанул уши и показался похожим на крик ворона: что ни говори, а имя у незнакомца оказалось подходящее. [13]Облик его настолько поразил Хельгу, что она рассматривала нового знакомого, не спросив даже, откуда он здесь взялся. Лицо его казалось неподвижным, отстраненным, как у спящего, хотя глаза были открыты и живо блестели. Брови, надломленные ближе к внешнему краю, загибались вниз дальше, чем обычно у людей, и от этого его глаза, четко обрисованные, властно притягивали к себе взгляд. В этих глазах светился ум, но Хельга почему-то вспомнила помешанного Фюри, сына одного из соседей, который жил зиму и лето на дальнем пастбище. Почти то же выражение – внешнее спокойствие и внутренняя жизнь, совсем не похожая на общую и непонятная. Только помешанный Фюри и сам никого не понимал, а Хельга не сомневалась, что Хравн понимает ее отлично. Почему же она его не знает? Может, он тоже живет на дальнем пастбище…