Елизавета Дворецкая - Щит побережья, кн. 1: Восточный Ворон

– Мир – это важно, – согласился Даг, слегка хмурясь. Рассказы беглецов наполняли его возмущением, горечью и стыдом, будто враги выгнали из собственного дома его самого. Атла смотрела вызывающе и насмешливо, точно прикидывала, на многое ли хватит его храбрости. – Но если мы будем слишком осторожно пятиться от войны, нас не будут уважать.

– Даг, я хочу, чтобы ты был жив! – воскликнула Хельга. Это звучало по-детски, но в этом было ее самое горячее и важное убеждение. – И пока нас не трогают, я не хочу, чтобы ты искал себе чести в битвах!

– Вот как! – язвительно воскликнула Атла. – Странные же у вас люди! Я, бедная служанка, бродяжка, хочу мести, а ты, дочь хёвдинга, прячешься, как трусливая рабыня! Тебе не стыдно?

Люди загудели, возмущенные такой дерзостью; Хельга ахнула, покраснела и отвернулась, пряча слезы обиды. За всю свою жизнь она ни от кого не слышала таких резких слов.

– Придержи язык! – со всех сторон закричали Атле женщины. – Тебя пустили в дом, а ты хозяевам грубишь! Имей совесть!

Атла молчала, сжав губы и бросая вокруг колкие взгляды. Она твердо верила в свою правоту и не собиралась извиняться. И взгляд Дага, когда она его случайно поймала, подбодрил ее. Даг смотрел с неудовольствием, но без возмущения. Ему не понравилось то, что Хельга услышала обидные слова, но по сути он был согласен с Атлой. Эта рыжая северянка действительно понимает, что такое честь, хотя и провела жизнь на кухне и в хлеву. У нее могли бы поучиться многие знатные люди, предпочитающие беречь свою честь исключительно в пределах собственного дома.

– Вот такая жизнь! – подвела итог Атла и снова глянула на Хельгу. Точно хотела сказать: ты, девочка, жизни не знаешь, а я знаю, и нечего обижаться на правду. И Хельге стало так тоскливо, что не хотелось жить. Собственная обида очень немного для нее значила рядом с этой ужасной правдой.

Через два дня приехали гости: Гудмод Горячий с родней. Гудмоду уже сравнялось сорок восемь лет, но выглядел он моложе Хельги хёвдинга, поскольку был стройнее и крепче. Никакого брюха у него с годами не отросло, голова гордо и величественно сидела на крепкой шее, а по ветру красиво развевались густые светло-русые волосы, которые лишь на висках слегка порыжели, намекая на близкую седину. При первом взгляде на Гудмода рождалось недоумение: почему восточное побережье выбирает хёвдингом тюленя Хельги, а не этого нового Сигурда? А все дело было в том, что Гудмод Горячий с годами не излечился от юного легкомыслия и серьезно относился только к одной вещи: своей родовой чести. Только из-за нее он и мечтал когда-то о звании хёвдинга. И когда десять лет назад тинг впервые избрал (вместо умершего Гейрмода Побивалы) не его, а Хельги, Гудмод посчитал себя настолько оскорбленным, что едва не вызвал Хельги на поединок. Но тот, всегда предпочитавший решать дела миром, по совету матери и жены предложил Гудмоду отдать ему сына на воспитание. И Гудмод Горячий, сразу остыв, согласился. Известно: кто кому воспитывает ребенка, тот из двоих и младший. И ему только прибавится чести, если его сына будет воспитывать сам хёвдинг!

«Уж если человеку не суждено повзрослеть, то он и с седой головой останется ребенком, играющим в игрушки! – приговаривала фру Мальгерд, годы спустя рассказывая двум своим внукам эту повесть. – Дай ему игрушку, какую он хочет, и делай с ним, что пожелаешь!»

Домочадцы Хельги хёвдинга, как всегда, обрадовались гостям. Их провели в гридницу, Гудмода усадили на почетное место напротив хозяйского, между столбов, где искусный резчик Ульв Лысый изобразил все подвиги Тора в стране великанов. Гудмод очень любил саги об этих подвигах, всегда смеялся, слушая, как Тор едва не выпил море, но не смог поднять старую кошку, и эту резьбу Хельги хёвдинг заказал нарочно ради него. Фру Мальгерд и Хельга обносили пивом Гудмода, Брендольва, Ауднира, Кнёля, служанки угощали их хирдманов. Поначалу все были оживлены, веселы, но первые же слова приезжих озадачили хозяев.

– Я знаю, что ты мне рад, Хельги! – отвечал Гудмод на приветствия хозяина. – Но, по правде сказать, я сам ждал тебя к себе, еще вчера!

– Разве я обещал приехать? – удивился Хельги.

– Нет, такого уговора не было, но мы думали, ты найдешь это уместным. Моя жена так думала… и я сам, конечно, тоже, – поспешно добавил Гудмод.

Его жена, фру Оддхильд, решительно управляла своим столь решительным на вид мужем. Гудмод на самом деле охотно подчинялся руководству умной женщины, но скрывал это и делал вид, что все решения принимает сам. Эта невинная хитрость всем была известна, но соседи учтиво держали свою осведомленность при себе. В конце концов, это Один решает, кому и насколько умным быть.

Фру Мальгерд поджала губы и незаметно бросила сыну предостерегающий взгляд. Сама фру Оддхильд не приехала – это означало, что она послала мужа с каким-то спорным делом, от которого хочет для вида остаться в стороне.

– Твоя жена здорова? – спросила Мальгерд у Гудмода. – Уж теперь-то, мы надеемся, никто не будет ворошить ваши овощи на полях!

– Надеюсь, что нет! – самодовольно ответил Гудмод и бросил горделивый взгляд на сына.

Из всего рассказанного в его памяти задержалось главным образом одно: опасных троллей больше нет, и к этому причастен его сын Брендольв. Этим он гордился, а об участии в деле Дага и Хельги не вспоминал. Он был достаточно хорошего мнения о детях хёвдинга, но никогда о них не думал.

– Кстати, о троллях! – не утерпел Ауднир. Он-то хорошо помнил, зачем они приехали, и не мог дождаться, когда его чересчур довольный собою братец соизволит вспомнить о действительно важном. – Мы ведь приехали из-за троллей. Из-за тех троллей, которых ты, хёвдинг, принял у себя в доме, как дорогих гостей!

– Нельзя же выгнать голодных людей на улицу зимой! – ответила фру Мальгерд. Ее не удивило, что гости завели этот разговор. – Такого позора дому я не могу допустить. Если бы эти двое были троллями, то тебе было бы не в чем нас упрекнуть. Но это люди, и к ним нужно относиться по-человечески. Надеюсь, твой родич Брендольв рассказал тебе обо всем, что сам узнал?

– Уж конечно! Он рассказал, что двое бродяг сожрали нашу лошадь! И зерно, которое у нас украли! И рыбу! Как они думают все это нам возвращать, хотелось бы мне знать!

Из кухни вошел Вальгард и уселся среди хозяйских хирдманов.

– Это он? – Гудмод сразу догадался, что видит того самого «тролля».

– Еще бы не он! – негодующе воскликнул Кнёль. – Эту разбойничью рожу я и в кургане буду помнить!

Равнир дернул за рукав Сольвёр, стоявшую у него за спиной с кувшином из-под пива в руках; она наклонилась, и он что-то шепнул ей на ухо. Сидевшие рядом уловили слова «мокрые штаны»; Сольвёр фыркнула, стараясь подавить смех, кое-кто вокруг тоже засмеялся. Кнёль покраснел от досады, Ауднир бросил на Равнира неприязненный взгляд. Этому востроносому нахалу слишком много позволяется!