Елизавета Дворецкая - Ведьмина звезда, кн. 1: Последний из Лейрингов

Фримод ярл предполагал пировать еще долго и веселиться до самого йоля, но не прошло и трех дней, как Стормунд Ершистый и Хагир заговорили об отплытии.

– Это не большая похвала хозяину, если друзья в его доме гостят всего по три дня! – возмутился Фримод ярл, впервые услышав об этом. – И не говорите мне ничего! Я думал, вы у меня прогостите всю зиму. Ну, хотя бы до йоля, если вы уж так соскучились по дому. А раньше ни одному умному человеку не пришло бы в голову уезжать, я про это и слышать не хочу! Мне думается, наша дружба заслужила более уважительного отношения!

– Так-то оно так, да у меня… – начал было Стормунд, для убедительности делая в воздухе неопределенные движения.

Хагир знаком призвал его к молчанию и заговорил сам:

– Все это верно, ты, несомненно, прав, Фримод ярл. Если бы это зависело только от нашего желания, то мы с радостью прогостили бы у тебя и до йоля, и до Праздника Дис…

Говоря это, он все время помнил, что с ним уедет и Хлейна, и оттого чувствовал себя в этом доме кем-то вроде предателя. Гадкое чувство, но иного не дано – он обещал Хлейне, да и сам он, однажды допустив мысль о дальнейшей жизни с ней, жизни без нее уже не представлял. Обращаясь к Фримоду ярлу, Хагир чувствовал ее совсем рядом позади себя.

– Так в чем же дело? – нетерпеливо перебил его Фримод ярл.

Весь его вид говорил о решимости немедленно разделаться с любыми препятствиями, которые мешают ему радоваться жизни вместе с друзьями и наслаждаться заслуженной славой победы. Не очень-то умный вид у него будет, когда перед йолем или после йоля сюда приедет Рамвальд конунг со своим сыном Эдельгардом, с детства соперником Фримода, а он будет рассказывать о схватке с оборотнем, имея свидетелями только немые горшки, хотя бы и золотые!

– Дело в том, что близится срок фьялльской дани. Они приплывают к нам после первого снега, а он идет уже четвертый день. Чтобы успеть к Березняку раньше них, нам нужно отплыть отсюда не позже чем через два-три дня. Иначе фьялли окажутся в нашей усадьбе раньше нас и не найдут там ничего, кроме нескольких испуганных женщин и рабов.

– Там моя родня! – втолковывал Стормунд доблестному ярлу, который, конечно, храбрый парень, но малость туповат. – Сестра моей жены…

– У нас там дети! – восклицала Бьярта, обращаясь не столько к Фримоду ярлу, сколько к фру Гейрхильде. – Сыну десять лет, а девочке шесть! Я не хочу, чтобы козлиные головы [18]забрали моих детей и продали их за наш долг! Или держали у себя в залоге, чтобы без конца тянуть из нас серебро!

– Теперь у нас есть чем заплатить дань, и мы должны успеть вовремя, – продолжал Хагир. – Только благодаря твоей дружбе и доблести твоей дружины, Фримод ярл, у нас есть такая возможность. Мы можем откупиться сполна за этот год и даже приберечь кое-что на будущее, если следующим летом нам не так повезет.

– И ты хочешь все отдать?

Фримод ярл нахмурился. Хагир сын Халькеля – знатный и храбрый человек, достойный боевой товарищ, в подземном срубе кургана доказавший, чего он стоит. И вот этот-то человек, которого он, Фримод сын Стридмода, с гордостью называет своим товарищем, собирается платить кому-то дань… тьфу, каким-то козлиноголовым фьяллям, что ходят под властью какой-то ведьмы… Или что там еще про них рассказывают? И вот его друг Хагир собирается поставить себя в такое унизительное положение! Отдать в чужие, ничем не заслужившие руки свою добычу, вырванную из лап оборотня в долгом опасном походе, в кровавой схватке?! Немыслимо! Нелепо! Все отдать – и ради чего? Чтобы какие-то фьялли хвалились у себя на пирах чужими кубками? Душа Фридмода ярла закипала от возмущения при мысли об этом.

– И ты хочешь платить фьяллям дань? – наконец произнес он, глядя на Хагира с недоумением и недоверием, точно ждал, что тот немедленно откажется от своих слов. – Ты хочешь отдать всю свою долю добычи фьяллям? Я от тебя такого не ждал!

– Я и сам совсем не рад! – со сдержанной досадой ответил Хагир. – Я и сам безо всякой радости думаю о том, что должен обогащать племя, убившее весь мой род и разорившее весь мой полуостров!

– Но куда нам от них деваться? – вступила Бьярта, обвиняюще глядя на ярла. Зачем он причиняет им лишнее унижение этими разговорами? – Куда нам деваться, если они хозяйничают на нашем побережье вот уже семнадцать лет? Они перебили всех, кто мог им противиться, и сейчас еще… Ах, если бы я могла свернуть усадьбу, как платок, и перенести в другое место, подальше от них! А раз нельзя, то и приходится жить! Я бы лучше сама носила золотые застежки…

Она мельком оглянулась на Хлейну. Та стояла совсем рядом, и золотым застежкам, сверкавшим на ее плечах, ничего не угрожало. Но на ее лице было самое живое беспокойство: Бьярта не знала, что все ее слова о жизни на Квиттинге отныне имеют к Хлейне не меньшее отношение, чем к самой Бьярте.

– Но надо же что-то делать! – воскликнул Фримод ярл. – Прогнать их прочь!

– Именно это мы и собираемся сделать! – заверил Хагир и посмотрел на Бергвида. – Но на это нужно время. Если фьялли разорят наш дом, это будет не лучшим началом. И пока Бергвид сын Стюрмира попытается добиться поддержки вашего конунга, мы должны отстоять хотя бы свой фьорд. Собрать войско до появления фьяллей в этом году мы уже не успеем. Пока мы должны делать одно: не давать фьяллям проливать нашу кровь и дальше. Золота можно раздобыть нового, но убитого воина восстановить не так легко.

– А вы пробовали собирать войско? – спросила фру Гейрхильда.

Для нее пришло время выяснить суть. Мнение Рамвальда конунга еще неизвестно, но и сама Гейрхильда знала: нет смысла помогать тому, кто не способен помочь себе сам. Есть смысл сажать деревце, которое пустит корни и будет расти, но нет смысла ставить на землю сухую палку: как только ты уберешь руку, она все равно упадет.

– Мы… – Хагир помедлил с ответом. – Мы пробовали, но…

Когда ему было двенадцать-тринадцать лет, он тоже пылал отвагой и жаждой немедленно смести врагов с лица земли. Жизнь показала, что все не так просто и одной доблестью дела не решишь. Ингвид Синеглазый, знаменитый на Квиттинге Южный Ярл, пробовал неоднократно. В отрочестве Хагир постоянно сопровождал того в походах и многому там научился. Он многое понял еще до того, как Южного Ярла с небольшой дружиной подстерег в засаде Бранд Угольщик, один из тех, кто после развала державы квиттов сам стал конунгом в своей ближней округе, собирал с соседей подати в свою пользу и ни с кем не хотел делиться властью и доходами. Честь, свобода, долг перед предками и потомками – для него это были пустые слова. Южный Ярл погиб, а шестнадцатилетний Хагир убедился, что не для всех в жизни главное честь, достоинство и уважение к себе, которое не позволяет недостойных и бесчестных поступков. У людей есть другие ценности… И чем злее условия жизни, тем громче «лает пес Гарм» внутри всякой человеческой души. [19]