Елизавета Дворецкая - Корни гор, кн. 2: Битва чудовищ

– Это верно! – насмешливо подхватил Вигмар. – Я там побывал кое-где. На востоке все предпочитают прятаться за спину слэттов. Восточное побережье думает, что Хеймир ярл спрятал их в рукаве от Гибели Богов*. Восток – уже не наш, потому что наши беды и наших врагов он за своих не признает. Он отрезал себе собственный кусочек счастья, а для нас он все равно что мертвый.

– Так же, как и Север, – негромко заметил Хёгстейн, брат погибшего Ингстейна Осинового Шеста, бывшего хёвдинга Квиттингского Севера.

Многие оглянулись, услышав его тихий голос. В какой-то из давних битв Хёгстейн потерял правую руку и за это был прозван Маленьким Тюром [13]. Из-за своего увечья он не мог больше драться, но ему пришлось собирать все остатки людей Квиттингского Севера, направлять их и воодушевлять, и все виденные беды навек затенили его лицо горькой усталостью.

– На Север рассчитывать нечего, – продолжал он. – Там на наших землях хозяйничают рауды Бьяртмара конунга. Те из бондов, кто там остались, не пойдут с нами. Новые хозяева позволили им сохранить свои земельные клочки и собирают те же подати, что собирали мы. Бонды не захотят потерять последнее имущество и саму жизнь.

– Чего еще ждать от всякой безродной швали! – презрительно бросил Донгельд Меднолобый, последний вождь западных квиттов после Фрейвида Огниво и Вальгаута Кукушки, погибших еще в первый год войны. Меднолобым его прозвали за то, что он постоянно носил шлем с медной оковкой. Благодаря этому шлему, неизменно начищенному до яркого блеска, Донгельда легко было узнать и в битве, и в толпе. – Им бы только шкуру спасти!

– А если у них ничего нет, кроме шкуры? – с вызовом ответил ему Вигмар. Спесь древних родов злила его. – Знатный хёльд может собрать свое добро и дружину, уйти и построить новый дом на новом месте. А нет – так погибнуть с честью и попасть в Валхаллу*. А бонд не может ни того, ни другого. У него только и есть, что жизнь да жена с детьми. Нечестно презирать его за то, что он хочет сохранить свое единственное достояние.

– Я и говорю: надеяться не на кого, – ответил Донгельд. Он не хотел затевать ссору с рыжим «хёвдингом Медного Леса», у которого в проводниках состоял живой тролль.

– Зато все, кто смог уйти с Севера, теперь с нами, – продолжил Вигмар. – Их немало, я видел. И все они готовы идти с нами. Я нашел свой новый дом в Медном Лесу и не собираюсь его терять.

– Весь Медный Лес не хочет платить дани фьяллям и тому предателю, который стал их лучшим другом, – сказал Ингвид. – У нас будет не такое уж плохое войско. Дело только за двумя вещами: нам нужно точно знать, когда фьялли и Гримкель начнут поход, и раздобыть железа на оружие.

– Я могу узнать… если меня сочтут достойным, – подал голос кто-то из молодых гостей, сидевших ближе к дверям.

С места встал парень лет шестнадцати с длинными темными волосами. На его продолговатом лице отражалось жестокое волнение, которое он сдерживал с самым похвальным усилием.

– Меня зовут Сигурд сын Сигмунда… я из усадьбы Обрыв, что на юго-западе Медного Леса, – пояснил он в ответ на вопросительные взгляды. Его почти никто не знал, кроме Ингвида, с которым он приехал.

– Не тебя ли прозвали Сигурдом Малолетним? – осведомился Гуннвальд Надоеда, спутник и товарищ Вигмара. Это был темноволосый и смуглолицый великан, которому глубокий давний шрам на лбу через бровь придавал устрашающий вид, но лицо его светилось добродушием, а держался он очень открыто и дружелюбно.

– Меня… – Сигурд на миг отвел глаза.

Сам он считал, что пришло время взрослеть. Больше он не будет терпеть унижения, принимая в своей усадьбе разных там Гутхормов Длинных и Асвальдов Сутулых, платить им дань, сжимать кулаки под плащом и провожать проклятьями их удаляющиеся спины.

– В моем роду никого больше не осталось, – сказал он, глядя на Гуннвальда Надоеду. – Все мои родичи погибли в Битве Конунгов. Но я хочу отомстить за них, а для мести малолетним бывает только трус.

– Хорошо сказано! – так же прямодушно одобрил Гуннвальд. – Главное, что ты сын своего отца, а не дочь!

Гости засмеялись, а Ингвид Синеглазый серьезно спросил:

– Что ты хочешь сделать?

– У меня на Остром мысу есть родня… почти родня… Короче, еще до войны меня обручили с одной девушкой… То есть тогда она была совсем девочка, да и мне всего двенадцать лет стукнуло, – запинаясь, стал рассказывать Сигурд.

– Как ее звали – не Брюнхильд? – пошутил Гуннвальд Надоеда. – Или Гудрун? [14]

– Нет. – Сигурд понемногу справился с волнением и говорил почти спокойно. Внимание уважаемых людей придавало ему уверенности. – Ее звали Эйдхильда дочь Эйда с Лисьего мыса. Я не знаю, что теперь с ее семьей. Я могу поехать туда, как будто чтобы навестить их. Скажу, что пришел срок… Он и правда придет на Праздник Дис. И узнаю, что делает Гримкель, когда ожидает фьяллей. Наверняка же он попробует залучить меня в свое войско, и я узнаю, когда начало похода…

– Вот это речь взрослого мужчины! – одобрил Вигмар. – Если ты все сделаешь так, как сказал, то я сам подарю тебе меч и назову Сигурдом Взрослым. Ты не против?

Гости засмеялись опять, выражая одобрение. Сигурд Малолетний наконец улыбнулся: Вигмар казался ему даже более доблестным вождем, чем Ингвид, потому что его сила была окутана таинственностью, такой привлекательной для юного воображения.

– Кстати, о мечах! – сказал Ингвид. – Ты говорил с той женщиной, Вигмар? Надеюсь, она оказалась более сговорчива, чем моя родственница Далла?

Все посмотрели на Вигмара: что это за женщина, с которой надо говорить о мечах? И чем она поможет, когда даже вдова конунга отказалась помочь?

– А все ли сделали то, что я передал? – спросил в ответ Вигмар и обвел взглядом гридницу. – Я просил с каждой усадьбы, которая присоединяется к нам, собрать железные иголки по числу мужчин. Сделали?

– Как ты сказал, Вигмар! – Эйгуд Упрямец с Золотого озера хлопнул себя по кошелю на поясе. Ближайшая округа верила своему невыбранному хёвдингу без долгих расспросов.

– А остальные?

– Уж не знаю, не на женские ли работы нас позвали… – проворчал Кетиль Носатый. Как житель далекой от севера местности, где про «хёвдинга Медного Леса» ходили только смутные и недостоверные слухи, он очень удивился переданному через гонцов поручению.

– Нет, не на женские работы, – заверил его Вигмар. – Шить рубашки вас никто не заставит. Но если кто-то решил, что это шутка, то придется бежать в кузницу и ковать иголки сейчас.

– Зачем ковать? – так же ворчливо ответил Кетиль. – Раз сказано, так я сделал. Коли я с вами – так я с вами.

Он постучал себя по груди, где в ткань нижней рубашки были воткнуты одиннадцать иголок – по числу мужчин, которые могли пойти в войско.