Роуз Уэйверли - Буря

— Уходи.

Душа Аргона разрывалась на части.

— Нет.

— Пожалуйста!

Он слышал, как к палатке приближаются голоса, но не мог найти в себе силы сойти с места. Отец вечно говорил, что Аргон не умел отдавать, не умел жертвовать. Но юноша не понимал, как можно потом жить с этими мыслями? Почему он вообще должен был кем-то жертвовать? Почему кто-то должен был умирать?

— Я вернусь за тобой, сквозь стиснутые зубы, пообещал предводитель. Слышишь?

Его ладони прокатились по угольным волосам незнакомки. Они посмотрели друг на друга, и Эльба сделала шажок вперед. Сломленная, но упрямая, она заклинала:

— Береги мою сестру. Обещай мне!

— Я обещаю.

— Береги ее!

Аргон кивнул. Он кинулся к выходу, но неожиданно остановился на пороге. Эльба стояла возле столба, будто животное на привязи. Юноша готов был рычать от злости, но вместо этого пылко прошептал:

— Мы еще встретимся.

Он в последний раз посмотрел на нимфу и вихрем покинул шатер.

Они ушли, и девушка обессилено опустила голову. Руки повисли по двум сторонам. Она пыталась дышать ровно, но чувствовала, как отчаяние подбирается к горлу, как плач и рыдания скребутся внутри. Эльба ощущала себя совершенно разбитой. Она посмотрела на свои ладони и поняла, что они красные. Кровь на костяшках запеклась, кровь ее брата.

Эльба приподняла руки и застыла. Огонь безумия вспыхнул в ее глазах. Фьорда нет. Фьорд умер. И его убила она. Кровь на ее руках настоящая, и она никогда не смоется, она никуда не денется, она не перестанет жечь кожу. Эльба убила его.

— Убила…

Гордость, неповиновение, глупость. Фьорд умер, потому что Эльба поставила честь и волю выше его жизни! Она предала своего брата и занесла клинок над его головой.

— Я не хотела, зашептала она, болезненно сгорбившись, Фьорд, я не хотела, чтобы так получилось, пожалуйста, я… я не хотела!

Девушка обхватила ледяными руками свою талию, зажмурилась и заплакала, сгорая и разрываясь на тысячи частей, разбиваясь на миллионы осколков. Она подвела отца. Она уничтожила все, во что верила. Она так отчаянно сопротивлялась, напоминая себе, что она дочь Атолла Полуночного, наследница Эридана. Но кем она была сейчас? Кем она была в этой рваной накидке, с кровью под ногтями, с ошейником на шее, жалкая и рыдающая, не стоящая на ногах, не смотрящая вперед. Мелкая, как мошка. Слабая, как ветка. Она всегда думала, что у нее были силы сражаться за то, что ей дорого, но как же она ошибалась. Она видела, как кровь фонтаном хлестала из горла родного брата, как он трясется, как падает…

Эльба судорожно выдохнула и покачнулась, не в состоянии нормально дышать. Она посмотрела вверх, куда-то сквозь шатер, и сжала пальцами дрожащие плечи. Остались ли у нее силы, чтобы бороться дальше? Имела ли она право бороться дальше?

Внезапно в палату кто-то зашел. Девушка стремительно обернулась, в надежде, что молодой рыжеволосой юноша вернулся за ней. Но на пороге оказался вожак дикарей. Все внутренности сжались, огнем вспыхнули кулаки, лицо, мысли. Эльба попятилась назад, а Ровен оскалил зубы и громко зарычал, отчего шатер заходил ходуном.

— Что он сделал! Мужчина кинулся вперед. Где он? Я оторву ему голову!

Ровен размахнулся и с такой силой ударил Эльбу по лицу, что она рухнула на землю. Тысячи звезд взорвались перед глазами, и она застонала от боли. Эльба жмурилась, Эльба выплевывала кровь и пыль, Эльба думала об отце. Почему его не было рядом? Почему он не мог ее спасти? «Папа!» закричала она в мыслях, когда дикарь опустился на колени и с силой дернул ее на себя. «Отец, пожалуйста, помоги мне!» Он не приходил. «Помоги!» В иступленной злости, яростно и одержимо дикарь разорвал накидку на теле девушки, и на ее лице отразился вселенский ужас, слезы реками заливали лицо.

— Нет! Верещала она, отбиваясь от монстра. Не смей! Не смей!

Ровен рассмеялся. Он сжал пальцами ее шею, прошелся ими вдоль ключиц. Ровену нравилось то, что он видел: гладкая, упругая кожа, изящный изгиб талии. Он улыбался и не обращал внимания на крики девушки, приближаясь к ней все ближе и ближе.

Внезапно мужчина почувствовал, как что-то холодное коснулось руки. Он замер на мгновение, перевел взгляд на запястье и увидел, как черная змея ползет по его локтю.

— Что за…

Эльба завопила, будто обезумевший зверь. Она нащупала пальцами острый камень, который едва не лишил жизни спасителя сестры, кинулась вперед и со всей силы вонзила его в горло Ровена. Он упал на спину с глухим стуком, а она порывисто села сверху.

— Н-н-е-ет, булькающим голосом прохрипел он.

— Да.

Он округлил отвратительные, маленькие глазенки, а она вновь замахнулась и грубо проткнула его яремную впадину, потом еще раз и еще. Кровь заливала локти, она рычала и била по груди мужчины, представляя мертвого Фьорда, испуганную Рию. Эльба рыдала. Ее слезы падали на изувеченное лицо Ровена, а она все равно продолжала уродовать его уже мертвое тело. Он заслужил, он мерзавец, он убийца! Сил больше не осталось. По лицу девушки скатывались кровавые полосы. Она с трудом поднялась на ноги и застыла. Труп мужчины лежал прямо перед ней, а она не ощущала вины, не ощущала ничего.

Девушка выронила камень, растерянно дыша. Она стояла посреди кровавой лужи и смотрела перед собой, не понимая, что только что натворила. Быть может, она поступила правильно. Быть может, у нее не было выбора. Эльба нашла связку ключей, открыла замок на своей шее и откинула в сторону тяжелые кандалы, она поправила разорванную накидку и медленно вышла из шатра; однако как только Эльба распахнула шторы, она увидела, что на земле лежат десятки мертвых дикарей.

— О, боже мой, сорвался шепот с губ девушки; она в ужасе округлила глаза, а потом заметила, как гадюки расползаются по норам. Змеиные хвосты исчезали под землей.

Но как такое возможно? Почему они спасли ее? Почему оказались здесь?

«Эльба Полуночная, дочь вождя и змеиной жрицы», прозвучал голос знахарки из поселения, и девушка бесстрашно расправила плечи. Неужели ей помогла родная мать?

Она стерла с подбородка кровавые разводы, подошла к телеге, нашла атласный плащ и накинула его поверх нагого тела. Она должна была прибыть в Станхенг.

О на сдержит обещание.

Девушка кивнула сама себе и, хромая, сошла с места.

Молодой король Станхенга остановился, чтобы перевести дыхание и набраться сил. Недуг постиг его три осени назад. Тело подводило Вольфмана, голова кружилась, дышать было трудно. Если он начинал болеть, боги смерти из различных религий, из Эридана и из Дамнума, выстраивались в очередь, чтобы первыми принять его в свою обитель.

Но он не умирал.

Вигман Барлотомей никогда не говорил, что сын его обуза, хотя Вольфман знал об этом и иногда хотел облегчить жизнь рыцарю и главнокомандующему, воину и храбрецу. Н о смелости занести нож не хватало. Он думал о матери, которая говорила, что она умрет, если он умрет, и сделать шаг в пропасть становилось в разы сложнее. Вольфман привык к тому, что он просто находился рядом, просто слушал отца, просто надеялся проснуться на рассвете, а теперь у него на плечах скопились все беды Станхенга и проклятья Вудстоуна. Ему приходилось иметь дело с тем, о чем он раньше и не слыхивал, и с каждым разом его попытки проигнорировать болезнь с крахом проваливались. Вольфман хотел привнести в этот мир что-то хорошее, хотел отомстить за отца и уничтожить Алмана Многолетнего, а сил в его крови оставалось все меньше. Что он мог против судьбы? Кем он был в борьбе с течением времени? Он отчаянно искал противоядие, но болезнь пожирала секунды.