Дмитрий Владимиров - Красная книга начал. Разрыв

Загрохотав кулаком по металлической поверхности, Калинич дождался, пока в открывшемся окошке покажется заспанная физиономия ночного смотрителя, и предъявил универсальный пропуск. Окошко захлопнулось, послышался шум отодвигаемых засовов, стон и скрип несмазаных петель.

Вложив золотой толар в протянутую руку медикуса, Механик подвинул того плечом и проник в помещение, оставляя за собой грязные следы и разбрызгивая с плаща дождевую воду. По-хозяйски прошел к небольшой конторке, скинув плащ и шляпу на руки подбежавшему смотрителю, с удобством устроился за столом.

— Скажи мне, любезный, — начал Калинич, рассматривая нескладную фигуру, замершую в полупоклоне, — Как бы мне ознакомиться с учетными книгами?

Студент-медик захлопал глазами, дернулся всем телом и, вспомнив о ноше, поспешил пристроить плащ и шляпу посетителя на колченогую вешалку, сиротливо стоявшую в дальнем углу.

— Так вам наверное надо к главному распорядителю? Только нету счас никого. Они уходят рано... ночью один я тут…

— Экий, ты братец непонятливый, — вздохнул Механик, — Проясним ситуацию.

Калинич ловко выдернул из-за ремня кошель, бухнул его об крышку стола, дернул завязку и медленно со смаком начал выкладывать серебро на стол. Аккуратно сформировав пять столбиков по пять леков, на вершину каждого уложил по золотому толару.

— Это, — подвинул он первую кучку в сторону студента. — Если мне не придется вопрос повторять. Это, — добавил еще одну. — Если ты, братец, найдешь решение быстро. Это, — третий столбик двинулся в путь. — Если добавишь кружечку горячего чаю, чтобы мне было приятней читать. — Ну а это, если я найду в книгах то, что мне надо. А последнюю плату ты обретешь, если у тебя найдутся ответы на дополнительные вопросы.

Студент сглотнул, обозревая предложенное богатство. Попросил обождать и быстро убежал вглубь коридора, громыхнув на прощанье дверью.

Механик не успел заскучать, как дверь снова распахнулась и в комнатку ввалился запыхавшийся студент. К его груди была прижата огромная папка с бумагами. Аккуратно примостив ее перед Калиничем, медик снова сорвался в бег, и уже через минуту рядом с папкой исходила горячим паром кружка полная ароматного напитка.

Хмыкнув, Механик сгреб три стопки монет и высыпал в руку студенту:

— Обожди пока рядом, — пробормотал он, развязывая завязки и вчитываясь в бумаги.

Расторопный медик принес бумаги распределения больных по камерам не менее, чем за полгода.

Несмотря на то, что больница ориентирована была на нищие слои населения, с которых не получить и обломка полудени, отчетность была на высоте. Все же бюджетное финансирование. А проверяющие инспектора следили за распределением средств с такой скрупулезностью, словно вырывали их из рук своих голодающих детей.

Отсортировав листы за последний месяц, Механик отодвинул папку на край стола. Найти в оставшихся листах человека, пострадавшего от неизвестного химического яда было не сложно, но дочитав его больничный лист до конца, Калинич недоуменно нахмурился:

— Иди ка сюда, братец, — окликнул он медика, сунул лист ему в руки. — Скажи мне, что это?

— Больничный лист, ваше благородие. Тут писано, что ночью двадцать пятого числа прошлого месяца к нам поступил пациент с обширными язвенными поражениями левой стороны тела. Более всего пострадала кисть левой руки и кожа лица и шеи. Руку было решено ампутировать…

— Я умею читать, братец. Скажи мне, что это за чушь в конце, что за проблемы с сердцем? И почему тело кремировали так спешно? И обращайся ко мне - мастер, я не из благородных, — последнее слово Механик выплюнул с отвращением.

— Конечно, мастер, — поклонился медик, — Тут значит написано, что больной претерпел кризис, и его сердце отказало. А тело кремировали на следующее утро после обхода и заключения дежурного врача.

— Послушай меня, — Механик понизил тон, из-за чего звук его шелестящего голоса стал похож на скрежет напильника по кости, — Вы можете писать в своих бумажках любой бред. Но я желаю знать, как умер этот человек, и почему его сожгли так быстро. Вот, — кинул он пару листов в сторону медика, — два тела, умерших ранее, до сих пор гниют в подвале, а этого вы сожгли немедля. Кто дежурил в ту ночь?

Студент покрылся холодным потом, его затрясло, настолько сильно, что дешевая бумага в его руках порвалась. Упав на колени перед Калиничем медик запричитал:

— Не губите, мастер... я же не знал. ...я думал, она просто проведать пришла… Думал, может к любовнику. Кто же знал? Она и денег заплатила чтобы, значит, в отдельную камору его перевели…

— Тихо, не суетись. Я не сержусь. Тот человек не был моим другом, и я не собираюсь мстить или заявлять на тебя начальству. Просто хочу знать правду. Понимаешь меня? — он похлопал по кошелю, — Я люблю правду, — Калинич выделил последнее слово, — И готов щедро за нее платить.

— Все скажу, мастер...все скажу, — студента трясло уже от облегчения, — Я дежурил тогда… Ко мне накануне, на улице подошла девица, симпатичная, молоденькая. Завела разговор. Она знала, что я тут ночами обретаюсь один, у меня положение такое… Знала что мне деньги, страсть как нужны. Сказала, что друг ее тут страдает и она не желает, чтобы было ему худо. Денег дала, чтобы я в лучшую палату определил, понимаете? Я не знал, что так будет…

— По существу сказывай, денег дала, что дальше?

— Ну я этого малого перетащил.. У нас много места пустого-то...по доброй воле сюда не спешат. И она еще сговорилась, чтобы я им свидание, значит, устроил. Но, чтобы я сам не присутствовал. Пришла одна ночью, деньги честь по чести принесла, сказала, чтобы я часа три не показывался, а сама к тому малому пошла. Я возвращаюсь, а он того уже, мертвый весь…

— Отчего умер? Правда что-ли сердце не выдержало?

— Да уж куда там, — закашлялся студент, — Она же его как свинью заколола. Два ножа недешевых даже оставила... один - в сердце, другой - в глазу. Такую свинью мне подложила. А с утра мне свезло, друг мой тут на обходе был. Он тоже тут врачом, только повыше меня. Он-то меня и устроил сюда. Мы с ним тело и пожгли сразу, а в листе написали, что типа сам преставился…

— Девку ту узнаешь при встрече?

— Не скажу, мастер... она закутана была вся, голос тихий, неживой какой-то. Волос темный, но не черный и глазищи...да, глазищи голубые такие...ясные, как небо летнее глубокие…

— Да ты, братец, прямо поэт, — усмехнулся Механик, — А росту какого? Может заметил чего, родинки там, или одежа необычная?

— Росточку невысокого.. и родинок не заметил я... кожа чистая вроде была. А одежды на ней мужские были. Куртка да штаны, волосы недлинные... нос, как нос, так и не скажешь чего. Вроде увижу может и узнаю, а может в ином платье будет и мимо пройду.