Аарон Дембски-Боуден - Коготь Хоруса

Внутреннее Ядро представляло собой один отсек, отрезанный от остального корабля серией герметичных люков. Туда имели доступ лишь высшие чины экипажа. Автоматические лазерные турели неохотно ожили, со скрипом выдвинувшись из гнезд в стенах и отслеживая наше приближение по подвесной палубе. Я сомневался, что энергии для стрельбы хватит больше чем половине из них, — однако зримое доказательство того, что управляющий «Тлалоком» машинный дух все еще придерживается определенных стандартов, ободряло.

Вход во Внутреннее Ядро отличался вычурной отделкой, почти как дворцовые врата. Сами двери представляли собой огромные плиты темного металла, на которых были выгравированы свивающиеся тела просперских змей. Змеи высоко держали гребнистые головы и широко раскрывали пасти, чтобы пожрать двойное светило.

Единственным стражем здесь был еще один автомат «Бахарат»: четыре метра механических мускулов и металлической мощи, вооруженные наплечными роторными пушками. В отличие от тех, что были во Внешнем Ядре, этот оставался активен. Из сочленений доспеха все еще доносился шум поршней, а оружейные установки гудели от заряда.

Безликое забрало киборга равнодушно и оценивающе уставилось на меня, после чего массивные железные лапы машины сделали шаг в сторону. Робот не заговорил. Здесь почти никто не говорил. Все общались при помощи пакетов шифрованного машинного кода.

Я прижал руку к одной из огромных скульптур — ладонь накрыла лишь одну чешуйку на шкуре левой змеи — и направил сквозь запертые врата мгновенный мысленный импульс.

«Я здесь».

Под нестройный хор лязгающих засовов и дребезжащих механизмов первая из семи переборок с натугой начала открываться.

Машинный дух — воплощение важнейшего из союзов: прямой связи между человечеством и Богом-Машиной. Для техножрецов марсианского Механикум — того более чистого и достойного института, что предшествовал закосневшему Адептус Механикус, — нет формы существования священнее, чем это божественное слияние.

Тем не менее большинство машинных духов — примитивные и ограниченные создания. Их производят из разномастных биологических компонентов, сохраняющих подобие жизни с помощью химических растворов, а затем подчиняют системам, с которыми им придется вечно работать по воле загруженных программ. В империи, где искусственный интеллект является верхом ереси, создание машинных духов сохраняет в ядре любого автоматизированного процесса живую человеческую душу.

Вершиной этой технологии обычно считаются боевые машины легионов космодесанта и культов Марса, которые позволяют воинам после увечья и смерти продолжать сражаться внутри бронированной оболочки кибернетического полководца. Ступенью ниже находятся вспомогательные системы целенаведения боевых танков и десантно-штурмовых челноков, а сразу за ними следуют второстепенные когнитивные устройства боевых кораблей размером с Хорусод, бороздящих пустоту.

Однако существуют и иные шаблоны. Иные вариации на тему. Не все изобретения равнозначны.

«Я здесь», — передал я за врата.

Я почувствовал, как биологические компоненты машинного духа ворочаются в своей цистерне с холодной аква витриоло , запуская в ответ последовательность действий подчиненной системы. Спустя мгновение двери Внутреннего Ядра начали Ритуалы Открытия.

Сущность в сердце корабля, известная как Анамнезис, ждала. У нее это очень хорошо получалось.

«Стоп», — передал я братьям безмолвный приказ.

Мехари и Джедхор мгновенно замерли, низко держа болтеры.

«Убейте всякого, кто попытается войти». Излишнее распоряжение — никому бы не удалось войти во Внутреннее Ядро без дозволения Анамнезис — однако призрачные остатки личности, оживлявшие доспех Джедхора, выдали неуверенный ответный сигнал. Мехари все еще безмолвствовал. Его молчание меня не тревожило — периоды активности и тишины сменялись друг другом, словно непредсказуемые приливы.

Получив команду, оба воина-рубрикатора развернулись к последней из дверей, подняли болтеры и прицелились. Так они и стояли, безмолвные и неподвижные, верные даже после смерти.

— Хайон, — поприветствовала меня Анамнезис.

Она была большим, чем многие из машинных духов, — по крайней мере, большим, чем блюдо требухи в амниотическом баке. Анамнезис не подвергали вивисекции перед тем, как предать ее судьбе. Она осталась практически невредимой и, обнаженная, парила в высокой просторной цистерне с аква витриоло. Выбритую голову соединял с сотней машин помещения горгоний венец толстых кабелей, имплантированных в череп. При солнечном свете ее кожа раньше была карамельного цвета. За то время, что она пребывала внутри этой комнаты в своей жидкой гробнице, плоть ее заметно побелела.

В похожих на семена гнездах генераторов, которые, словно пиявки, лепились к бокам герметичного бака, покоился вторичный мозг — часть была создана искусственно, часть силой изъята из еще живых тел сопротивляющихся доноров.

Под колыбелью из бронестекла гудели очистители, которые дезинфицировали холодную влагу и восполняли ее уровень. Фактически Анамнезис была девушкой, запертой в искусственной утробе и обменявшей подлинную жизнь на бессмертие в ледяной жидкости.

Она видела сканерами ауспиков «Тлалока». Сражалась, стреляя из его орудий. Мыслила при помощи сотен вторичных мозгов, подчиненных ее собственному, что делало ее собирательной сущностью, шагнувшей далеко за пределы былой человечности.

— С тобой все в порядке? — спросил я.

Анамнезис подплыла к передней стороне цистерны, глядя на меня мертвыми глазами. Ее рука прижалась к стеклу раскрытой ладонью, как будто могла прикоснуться к моему доспеху — однако полное отсутствие жизни во взгляде лишало момент всякой теплоты.

— Мы функционируем, — ответила она.

Голос машинного духа во Внутреннем Ядре имел мягкую андрогинную интонацию, которую более не маскировал треск помех вокса. Он исходил из ртов четырнадцати костяных горгулий: семь злобно таращились с северной стены покоев, а семь — с южной. Они были изваяны так, будто пытались выбраться из стен, прорываясь сквозь лабиринт кабелей и генераторов, придававший Внутреннему Ядру вид промышленной городской окраины.

— Мы видим двух твоих мертвецов.

— Это Мехари и Джедхор.

От этого ее губы дрогнули.

— Мы знали их прежде.

Затем она посмотрела вниз, на волчицу, которая нарисовалась в тени одного из визжащих генераторов.

— Мы видим Гиру.

Зверь присел на задние лапы, ожидая в своей неволчьей манере. Его глаза были такого же перламутрового оттенка, как амниотическая жидкость, поддерживавшая жизнь в теле машинного духа.