Стивен Эриксон - Падение Света

— Вы точно поняли сигнал с башни?

Он кивнул. — Грехи мои тяжкие… Где-то на востоке упало знамя. Защитники Матери разбиты. Победа и поражение. Оба состояния замерзли во времени. Яркий момент, но цветок быстро вянет.

— Вы видели слишком много битв.

— Да, но уверяю вас: и одной бывает слишком много.

Она зажгла трубку. — Итак, свадьба.

Прок кивнул. — Празднование слишком торжественное и фальшивое. Вижу жениха и невесту в круге клинков. Они улыбаются? Подают друг дружке руки? Троны действительно поставят рядом? Престольный зал, половина осияна светом, половина погружена во тьму? Пьянство украло дар воображения, но я всегда считал это благом.

— Любопытство в вас тоже угасло?

— Не угасло, а замерзло и умерло. А в вас?

— Будет неловкость, — сказала она, чуть подумав. — Как и подобает. Неохотные свидетели с трудом находят слова, пытаются выжать из себя необходимые улыбки и поздравления. Церемония напыщенная, но в конце концов неудачная. Рада, что меня не пригласят.

Он безрадостно улыбнулся ей. — Нас, простецов, избавят от испытания. Впрочем, думаю, какое-то публичное зрелище будет предложено. Символы нужны, чтобы успокоить тревоги.

— Рассудок госпожи Сендалат сломлен, — буркнула Сорка, щурясь на трубку.

— Потрясение берет свою дань постепенно. Рассудок ее должен отойти в сторону, найти убежище. Возможно, — предположил Прок, — в детских воспоминаниях.

— Она не впадает в детство, лекарь.

— Да, согласен. Нечто исказило ее душу.

— Боитесь за ребенка?

Он косо поглядел на нее. — За которого?

Сорка отвернулась, раздувая трубку. И резко сказала весьма сухим тоном: — Как там надгробная плита?

— Простите? Какая плита?

Она состроила гримасу. — Ну, кто из них умер? Лорд Аномандер? Капитан Айвис? Или сам лорд Драконус? — Он не отвечал. — Мне нравился страж ворот Ялад. Такой старательный, а? И заботливый к госпоже и девочке. Надеюсь, он еще жив.

— К этому все сведется, верно? К подробностям управления. Вы, чинуши и бумагомараки, выползаете из всех щелей. Кому что отходит, кто платит, кому заплатили. В загородные имения полетят письма, полные сожалений, но и святой гордости за отдавших жизни во имя… чего-то там.

Она всматривалась сквозь клубы дыма. — Не нравятся такие, как я?

Он пожал плечами: — Нужды управления требует внимательности, едва осядет пыль или, скорее, едва кровь впитается в глину. Ненавижу ли я чинуш, столь важных для жизни цивилизации? — Он резко выдохнул. — Возможно. Скрипучие перья вместо знакомых лиц, списки вместо грез и желаний. Святое чудо жизни сведено к примечаниям на полях. Что мы отдаем, Сорка, ради нужды организовывать, упорядочивать и подытоживать?

— К счастью, — отозвалась она, — моя задача бездушна, моя работа требует бездушия, моя работа требует отдать душу. Вам не вообразить, лекарь Прок, медленной гибели души под равномерное подергивание руки.

Прок вгляделся в нее, подошел и взял за руку. Она подняла глаза и выдавила беспомощную улыбку.

— Привет, мать, — сказал Орфанталь, вставая со скамьи. — Это она? Моя сестра?

Сендалат встала у двери, держа за руку девочку с волосами темнее вороньего крыла и сияющими глазами. Собственные ее глаза не отрывались от сына. Что-то в нем ее пугало. Упорный, твердый взор как бы выпил всю уверенность, ей вдруг захотелось упасть на колени и просить прощения.

Он подошел, улыбаясь Корлат. — Я Орфанталь. Твой брат. Я здесь, чтобы заботиться о тебе. — Он поглядел на Сендалат. — Правильно, мама?

Она покачала головой. Кошмары мучили женщину даже наяву. Что-то шевелилось внутри, полное острых граней и жалящих обид; словно часть души повисла сверху, шепча множество неприятных истин. «Ты была не хороша для всех них. Детей, которые он вытаскивал из тебя. Одна неудача за другой. Он проталкивал их…» Она вновь качнула головой. «Он был бог», ответила она другой себе. «Он выбрал меня. Меня!»

— Мама?

— Сендалат кивнула. — Нет. Она защитит тебя, не наоборот. Даже ценой жизни, Орфанталь, она будет защищать мое совершенное, прекрасное дитя. — Женщина запнулась. — Я не смогу быть рядом вечно. Возможно, придется уйти. — Она оторвала ручку Корлат от своей. Это оказалось сделать легче, чем она ожидала. — Бери ее, — сказала она Орфанталю. — Я в свою комнату.

— Твою?

— Я уже жила в Цитадели, ты ведь знал! — Резкий тон заставил обоих детей задрожать, Корлат поспешила к Орфанталю. Он принял сестру в объятия и поднял, подсадив на колено.

Сендалат видела, как пухлые ручонки ухватились за шею сына. — Да. Так лучше. Я не планировала тебя, Орфанталь. Это была ошибка. Но теперь вижу… Была причина, да, была причина для тебя. Ты важен, она — нет.

— Я уже ее люблю.

— Она будет расти быстрее…

— Знаю, — сказал он.

— И будет защищать тебя вечно.

— Скоро, — ответил он, — я буду казаться младшим братом. В ней кровь Азатенаев.

— Нет. Кровь бога.

Он чуть склонил голову.

— Бога, Орфанталь! Он ждет от тебя многого, как и я. Этот бог — пойми же — этот бог не ведает терпения. Презирает слабость. Если мы слабы, он ранит нас. Скажи, что ты понял!

— Я понял.

— Хорошо. — Сендалат повернулась к двери. — Есть надежное место, место убежища. Я пойду туда и запру дверь.

— Да. Прощай, мама.

Она помедлила, оглядываясь. — Когда все запылает, приди и найди меня. В башне.

Он снова кивнул. Удовлетворившись, хотя под мыслями пульсировала паника, Сендалат вышла и встала в коридоре. «Цитадель. Я дома!» и улыбнулась, спеша в башню, в свою тайную комнату.

В обязанности того, кто не сумел ничего защитить, входят стояние на коленях в пепле и раздумья о том немногом, что избежало гибели. Гриззин Фарл отлично овладел этими несложными размышлениями. Ведь если хоть один еще дышит, то потеряно не всё. Если в одном осталась искра надежды, то боль и горе преходящи, и бремена грядущего непременно отыщут плечи, способные их нести.

Но все эти банальности плохо утешают свежую скорбь, слишком часто служа лишь барьерами против любых переживаний. Ведь, напомнил он себе, Азатенаи не схлестнулись в долине Тарн, хотя до этого почти дошло дело. Как и драконы не создали магической бури, довольствуясь наблюдением из клубившихся туч. Выпущенная на поле битвы магия была довольно скромной, но даже она назвала свою цену. Тот мужчина ведь погиб…

— Вам нечего мне сказать? — спросила Эмрал Ланир, пока они мялись у входа в Палату Ночи.

— Что вы желаете услышать?

— Вы были у нее, Азатенай. Она… она примирилась с тем, что случится?

Гриззин нахмурился. — Она… признала неизбежность. Поняла ценность символа. Лиосан существуют. Тисте разделились на светлых и темных. Способ их сосуществования в одном месте еще непонятен.